- Ага, засадили горобца за железные прутья, а ему бы летать да летать!… Ничего, ординарец, привыкай к дисциплине, така солдатская доля. Ну, сидай и слухай, яка у тебе буде служба…
Через час Лешка уже стоял часовым у входа в гостиницу.
Издалека, с запада, катился орудийный гул. Там, на подступах к Херсону, было настоящее дело. Там дрались насмерть черноморские матросы, там были Костюков и Пахря, с которыми Лешка успел сдружиться за это время…
А в городе пусто, безлюдно. Ветер нес пыль и песок по притихшим улицам. Редко показывались прохожие. Они шли торопливо, прижимаясь к домам, и испуганно оглядывались каждый раз, когда вздрагивала земля, донося тяжелый артиллерийский удар…
За то время, что Лешка стоял на посту, если не считать запыленных, падающих от усталости ординарцев, к штабу подошло всего несколько человек.
Двое крестьян - один бородач в зимней шапке, другой, помоложе, белобрысый, веснушчатый и вислогубый - спросили:
- Де тут бильшевики, як керуют всим дилом?
Оказалось, что они приехали на баркасах из Алешек, привезли продовольствие и обратным ходом могут захватить раненых.
Лешка направил их в канцелярию штаба.
Заплаканная старая женщина пришла узнать о судьбе своих сыновей. Всхлипывая, прикрывая платком морщинистый рот, она жаловалась Лешке, что вот «ушли ее лайдаки, не сказавшись, а теперь неведомо, вернутся или нет. Где тут начальство, которое знает?…»
Лешка сказал, что из начальства сейчас никого нет, все ушли на передовую, а сыновья женщины в свое время вернутся, пусть не плачет.
Женщина спросила:
- А ты кто, сынок, будешь?
- Часовой я, - ответил Лешка, - штаб охраняю.
- Вот и моих бы поставили, - вздохнула женщина, - они отчаянные…
- Идите, мамаша, домой, - оказал. Лешка. - Слышите: стреляют.
И она ушла.
Потом из-за угла, из Успенского переулка, появился коренастый парень в длинной гимназической шинели и фуражке, заломленной, по моде старшеклассников, на манер бескозырки. Он вскользь глянул на Лешку и перешел на другую сторону улицы. Лешка узнал его: это был Виктор Марков, учившийся с ним в одной гимназии на класс старше.
«Чего шляется? - подумал Лешка, проводив его глазами. - Революционер лабазный…»
В гимназии Марков считался силачом и всегда бывал заводилой в драках. Отец его имел мельницу за Днепром и речную баржу. После революции дела Маркова-старшего пошли худо, и он куда-то исчез из города, а Виктор остался в Херсоне с матерью. Лешка иногда встречал его на митингах. Виктор носил черную косоворотку и, случалось, даже выступал с речами от партии социалистов-революционеров. Язык у него был хорошо подвешен; он умел сыпать красивыми словами о спасении революции от анархии и большевиков.
Перейдя улицу, Марков вдруг словно вспомнил что-то, повернулся и направился прямо к Лешке.
- Здорово! - сказал он, подходя и широко улыбаясь. - Старый знакомый!
- Здорово, - буркнул Лешка.
- Ишь ты какой стал! - сказал Марков, окидывая взглядом Лешкину винтовку и желтую кобуру. - Не человек - арсенал!
Он засмеялся, обнажая розовую, усаженную крепкими зубами десну. У него были твердые скулы, выпирающий вперед подбородок. На левом виске небольшое родимое пятно. Он смотрел на Лешку, щуря узкие серые глаза, и, видимо, старался вспомнить его фамилию.
- Иду мимо, думаю: он или не он? Потом смотрю: нет, не ошибся! Так. Значит, караулишь?
- Караулю.
- Что ж, дело нужное. Закуривай. - Он достал из кармана кожаный портсигар.
- Не курю.
- Зря. С папиросой стоять веселей. - Марков закурил, оглянулся и по-простецки спросил, осклабясь: - Как же это ты в красные солдаты, попал?
- А что мне с немцами, что ли? - угрюмо проговорил Лешка. Самоуверенный, явно навязывающийся в знакомые Марков раздражал его. «Что ему надо? - думал Лешка. - Чего пристал?…»
- Я не говорю… - Марков пожал плечами, выпустил изо рта струйку дыма. - Но ведь и здесь гиблое дело.
- Что?
- Да все вот это. С немцами нам не совладать. Они одной артиллерией кашу наделают. Слышишь, как дают?
Лешка не вытерпел. Там люди кровь проливают за революцию, а этот здесь болтает на манер Глущенки.
- Вот что, - оказал Лешка и сдавил пальцами винтовочный ствол, - иди отсюда, здесь стоять нельзя.
Марков поднял брови.
- Какие строгости!… Ну ладно, мне самому некогда с тобой лясы точить. Да, кстати, надо бы зайти сюда, к вам…
- Зачем?
- Есть дельце.
- Какое дельце?
За Лешкиной спиной хлопнула дверь, послышались шаги Ващенко.
- Да так, пустяки, - сказал Марков, - насчет хозяйства. Можно и в другой раз, терпит. Ну прощай, пойду.
- Прощай.
Марков кивнул Лешке головой и отошел.
- Кто такий? - спросил, проходя, Ващенко.
- Так, один… В гимназии вместе учились. Купеческий сынок. Болтал разное…
- Я его в другий раз примечаю, - сказал Ващенко, - шляется тут! Ну як служба иде?
- Какая это служба!
Ващенко добродушно усмехнулся:
- Не сумуй, горобец, прийде и до нас стояще дило.
Над домами волоклись клочья низких дымных облаков. Вдали тупо и настойчиво долбили землю артиллерийские разрывы.
Ващенко и Лешка долго стояли рядом прислушиваясь.