Платон отряхнулся и стал крутить головой по сторонам, вспоминая, зачем он вел сюда Рому.
— Червячка твоего не заморишь, сколько в тебя ни толкай. Не для того ты сосуном родился, чтобы фауну в себе морить, — выдал он очередную диатрибу и наконец-то натолкнулся взглядом на искомое.
— Васисуалий, — крикнул он стоящему у гардероба согбенному человеку в синей робе с одним-единственным желтым карманом на спине.
Человек этот, судя по расставленным рукам, был чем-то занят, и не обращал на призывы Онилина никакого внимания.
— А кто это, дядь Борь? Чего это его перекорежило так?
— Это Лоханкин, инженер.
— Из «Золотого теленка», что ли?
— По правде сказать, настоящая фамилия у него — Чапаев.
— Того не легче.
— Вассилий Иванович, — педалируя «сси», важно подытожил Платон.
— Не Анку ли он там выглядывает?
— Из-за нее и случился казус. А до этого еще один, когда у папаши его, Ивана, мозгового вещества не хватило — вздумалось ему Васей сыночка назвать. Из-за этого Васи ему по жизни все лоховище-то и обтрепали. Сам понимаешь, каково в школе Василием Ивановичем Чапаевым быть.
— Ну а Лоханкин — он-то при чем здесь?
— А при том, что над этим человеческим детенышем не только папа надругался, Венера також мимо не прошла — прилепила его в десятом классе к новенькой девуле. Василий Иванович месяц ее глазами провожал, а когда уже присох так, что не отдерешь, выяснилось, Аней зовут девчонку. А еще через два года из глазастой Анечки выросла такая Ганна, что, будь у Василия хвост, он бы все углы возле нее отполировал.
— Ну, подкаблучник обычный… — Рома задумался. — В «Теленке», там этот Васисуалий тоже весь в несчастье ходил. Как его сюда-то пустили? Видно же, что по жизни он лох инвариантный.
— Не только по жизни, и по Анке еще.
— А… — засветился своей знаменитой улыбкой Деримович, — Анкин лох — Лоханкин. У-у, — и зачмокал сосалом, точно рыбак после удачной подсечки.
Они уже вплотную приблизились к согнутой спине Лоханкина, и Рома впервые, без указания наставника, почувствовал трепетное, обдающее странным молочно-мятным запахом, колыхание огромного лоховища.
— Василий Иваныч, — чуть ли не в ухо пробаритонил Платон.
Лоханкин вздрогнул, и Рома явственно ощутил в воздухе какой-то дурманящий запах. Или это был не запах, а просто вибрация, но что-то приятно покалывало за спиной.
Несостоявшийся герой Гражданской войны повернулся, и Рома увидел то, что занимало его руки: небольшое блюдо, в котором были выдавлены три желтоватые полусферы. Сама тарелка была цвета чуть потемневшего серебра, полусферы — не иначе как позолоченные.
— Платон Азарыч, — глядя чуть в сторону и еще ниже пригнув голову, то ли спрашивал, то ли выражал почтение Лоханкин, успевая при этом бросить опасливый взгляд на спутника церемониарха.
— Все лохаторами[100] балуемся? — кивнув головой на тарелку в руках Лоханкина, спросил мистагог.
— Лохаторы теперь только на экспорт идут, — пожаловался инженер, — и то с оговорками, чтоб без живца работали. А как я лоховской резонанс без лоховища вызову? И где без живца полноценные вибрации брать? — завел он вполне ожидаемый инженерный плач.
— Ну-ну, ты же голова, что-нибудь придумаешь, — не входя в суть дела, привычно успокоил изобретателя Платон.
— Придумывать не на что стало. Спонсорос только «давай» хорошо говорить научился, а «бери» уже и забыл вроде.
— Ты, главное, не зацикливайся, Иваныч, на лохаторах своих, — сказал Платон, щелкнув пальцем по желтому кружку. — Исторически время лохов закончилось, поэтому и спрос на лохаторы упал. Сейчас над другим надо думать, над прибором для эвтаназического лохоцида[101].
— Да знаю я, Платон Азарович, но задача избирательного лохоцида пока не разрешима, а вот снабдить лохатор инвертором, думаю, скоро весьма актуально будет.
— Это ты хорошо придумал, Васисуалий, как сделаешь, пришли мне парочку, — чему-то внутренне улыбаясь, видимо предстоящей сцене с использованием инвертированного лохатора, произнес Онилин и, подумав секунду, заключил: — Если доплыву, конечно.
— Ну что вы на себя наговариваете, Платон Азарович, вы и Амазонку переплывете, ну и товарищи, если что, помогут, — в свою очередь стал успокаивать участника заплыва Лоханкин.
— Помогут, помогут, — как-то криво ухмыльнулся Онилин. — А вот с задачей избирательного лохоцида ты полегче, Архимед, а то какой-нибудь филолог в погонах запишет все это одним словом да сократить захочет. — И, щелкнув пальцами, потащил Рому в обеденный зал.
Лоханкин, подумав, что это шутка, раскрыл было рот, чтобы вежливо рассмеяться, но вдруг побледнел почти до трупного оттенка.
— Что это с ним, дядь Борь? — тянул рукав наставника недососок.
— В Братстве словами играть — не прихоть, а ответственное задание и привилегия избранных. Это только лохос думает, что словами ворочать — болтовня. Здесь слово — начало начал.
— Ну да, логос, я понимаю, — с умным видом поддакнул Ромка. — Тогда почему же это самое начало начал от конца концов всего одна буква удерживает?