SoSущее

— Мелани, недородки, как ты выражаешься, по прямому Слову назначены. Скажет Она свое слово по этому недососку, мы хоть в тринософы его возведем, но нет же Ее воли.

— Ага, воли Ее нет. А по недородкам Ее воля была? А кто в Негасимое Пламя Бдения маархе гашиша накрошил? А кто тринософам зараженные червями рифмическими силлогизмы подсовывал?..

Платон почувствовал, что отошедший от сосательного угара Рома теребит его за рукав. Он повернулся к недососку.

— Дядь Борь, а чего это они перетирают? И говорит она странно, культурная вроде присоска, а все «ага» да «ага».

— А то перетирают, что Мелани тебя в совет арканархов кооптировать хочет, ну не действительным членом, конечно, а экстракорпоральным — лишь бы сосалище твое на загубках держать.

— На загубках, — тихо возмутился Рома, — я ей что, «мущщина по вызову»? Обойдется! — И уже всем громко: — Ваши высоства, величайшая честь для меня оказаться среди избранных и нет пределов моей благодарности вам, но, памятуя, что дары Неистощимой мы обязаны беречь, и что именно и только Ей мы обязаны отдавать свое, а всем остальным чужое, это и подвигает меня на то, чтобы скромно отказаться от предложенной советом чести войти в ряды святейшего арканариума и позволить скромному кандидату-недососку честным трудом и стараниями, пройдя через горнила всех невзгод и испытаний, закалив в боях и огнях дарованное мне сосало, не растеряв надежд и желания и оправдав высокое доверие, достойно влиться всем своим СоСуществом в глубокочтимые ряды Высочайшего Совета.

Когда Рома закончил, все, кроме принцессы, негромко, но отчетливо зааплодировали.

— Когда в комсосах ходил, каким сектором заведовал, не идеологическим, случайно? — спросил Платон, неожиданно вспомнив свой ошибочный вывод об афазии подопечного.

Рома немного смутился. А чего смущаться, все родом из детства.

— Ну, это, да, идеологическим, — почему-то промямлил будущий кандидат в арканариум.

И Платон понял, что нет, не ошибочным был вывод, ибо заповедная речь скромного кандидата числилась за другим полушарием, за тем, откуда исторгаются тотемические крики, шаманские завывания, откуда выпадают зажигательные речи вождей, рекламных агентов и угрожающего вида попрошаек. И как шаман, сложив руки-крылья, валится в бессилии на землю, как с пустыми глазами идет с работы профессиональный нищий, как сползает с трибуны выговорившийся вождь, так и Ромочка, сбросив давление, стал похож на рядового недососка, — а ведь было, было! — пьянился Платон — чуть в сотеры не возвел протеже.

— Ага, милейший, — обратился он к лысому человеку, чем вызвал гримасу удивления на потухшем Ромином лице.

— Платон, дорогой, хвала Марии и Хуану[69], ты насовсем вернулся?

— Насовсем можно уйти, а вернуться до сих пор получалось только на время, — нараспев сказал Платон и, весьма удовлетворенный качеством экспромта, степенно продолжил: — Или достославный Ага-хан узнал, как отвести руку Жницы?

— Жница, Платон, неумолима, нет в мире сил, способных остановить ее серп, но именно, что в мире сем. Твой тезка нам хорошо обрисовал его. Но знаешь, он, мне кажется, передоверил ум перу. Как можно было забыть о том, что тени не только позволяют угадывать истинный облик божественных эйдосов[70], но и… — Ага-хан улыбнулся и подмигнул Роме, — что нам скажет наш юный негоциант, стремящийся в обитель… — и хитрый атарх юго-восточного локуса воздел руку вверх.

Да, с этим ритором всегда приятно подискутировать, подумал Платон, несколько обижаясь за тезку. Целых две подсказки его подопечному, но откуда зав. идеологическим сектором райкома комсомола может знать о майе, театре теней и свете с Востока. А ловко завернул этот пластилиновый король, не скажешь, что трава ему весь мозг выела. А может, врет он все и вместо кальяна сосет молоко, лишь бы чернавку свою перед ноокомом отмазать. Вот мол, каков я, потомок «старца горы» — дымлю, но Платона поправляю. И здесь сказать нечего, травит себя гашишем Ага-хан или нет, но высказывание его архи… архиэйдетично — по тени действительно можно определить, откуда свет. В самом деле, зачем эйдосы, когда в руках сам источник света.

— Брать их! — неожиданно ответил Рома, и Платон заметил, что лицо Ага-хана на мгновение стало растерянным — редкое, почти невозможное для него состояние.

Платон был уверен на все сто, что Рома из всех Платонов читал только его «Наставления сосункам», но лучше ответить не смог бы и сам Аристотель. Ведь от теней, как предполагал Ага-хан, можно добраться до обители света, но на пути ищущего обязательно возникнет тот самый эйдос, из чего следует, что его трансцендентный статус меняется для искателя на субстанциональный, чем бы эта субстантивность не выражалась — теперь это не интеллигибельная спекуляция, порожденная сенсибильной тенью, а вполне себе перцептивная преграда. Преграда, конечно. Преграждаю ergo существую. Эйдос — преграда, а преграду можно взять.