Сороковник. Книга 3

— Почему? — неожиданно громко спрашиваю, и они с доном, успев за это время отойти на несколько шагов, невольно оборачиваются. — Почему никто из вас не берёт во внимание, что у этого ребёнка, — поправляюсь, — у этих детей есть отец? Что вы со мной обращаетесь, как с какой-то брошенной? Почему никто из вас даже не вспомнил о Васюте? А он, между прочим, должен о них знать, и кому, как не ему, решать, где его детям рождаться и расти!

Сэр Джонатан придерживает дона за локоть и тихо его увещевает.

— Позже, донна, я же сказал — позже, — бросает тот на ходу, не раздражённо, как стоило бы ожидать, а успокаивающе, как будто обращаясь к больной. И эта уступчивость железного дона говорит мне о слишком многом. Как и то, что на все мои резкие упрёки никто не торопится отвечать, будто их и не было. Как и та деликатность, с которой меня подсаживают в седло к сэру Майклу и всячески стараются угодить на всём последующем пути к порталу и к дому. Краем глаза отмечаю, что неподалёку тоже съезжаются всадники и всадницы, но мне не до них: я ухожу в себя.

…Будь Васюта жив — сейчас меня вёз бы не Наставник. Все они — все, кто сейчас смолчал на мои упрёки, все, кто глаза в зале суда отводил — они все что-то знают. Но молчат. Потому что я беременна. Потому что я совсем недавно чуть не потеряла малышей. От меня скрывают то, что может меня сильно расстроить и снова привести к трагедии.

…Будь Васюта жив, он — не некроманты — нашёл бы меня первым. Может, я слишком его идеализирую, но сейчас мне кажется, что по-другому и быть не могло, ведь некроманты вместе с остальными кланами привлекли к акции спасения и русичей! Он явился бы на Совет вместе с Ипатием; он, а не Николас, сидел бы со мной на скамейке в саду и подкладывал бы куртку под голову. Он первый узнал бы о том, что я…

И не было бы во взглядах окружающих затаённой жалости. Теперь я понимаю, с каким выражением на меня смотрели. И почему Лора старалась сдержать слёзы.

Должно быть, в момент перехода через портал я прикрываю глаза, потому что неожиданно в лицо мне веет прохладой, стук копыт по мраморной плитке сменяется характерным цоканьем о булыжник. И свет сквозь веки уже не так сильно просачивается: там, "снаружи" белые шары сменились уличным городским освещением. Это всё идёт как бы рядом со мною, но само по себе, а я — сама по себе. Мир ужался до меня самой, до надёжной и твёрдой груди Наставника и его руки, меня поддерживающей, до тёплой живой спины Василька и запаха пропылённой конской гривы. Я закукливаюсь в себе, уходя от принятия правды. Не сейчас. Позже.

Мной овладевает странное состояние: то я выпадаю из реальности, то снова возвращаюсь. Совсем как тогда, после смерти Маги, когда вот так же, в полузабытьи, я сумела-таки на автопилоте выйти из замка, минуя закрытые двери.

После смерти Маги… А ведь сейчас он едет рядом, бок о бок, потому что я слышу, как он негромко переговаривается с Николасом.

Может, ты опять себя накручиваешь? — робко спрашивает внутренний голос. Глянь на своего фиктивного муженька, живёхонек, а ведь ты ему разве что глаза не закрыла, и настолько прониклась его смертью, что крышу стало срывать. Скажешь, не так? Может, Васюту в покойники тоже рановато записывать? Или ты настолько долго с ним прощалась, что первые же намёки на плохое сама перекрутила в своей умной головушке как реальность, напридумывала страхов и себе же поверила?

Хватит, неожиданно жёстко одёргивает внутренний голос. Довольно. Растравишь себя, а ведь Акары рядом нет, твой Наставник вряд ли разбирается в физиологии беременных, и доведи ты себя до психоза — второй выкидыш он не остановит. А ты должна этих детей сохранить, любой ценой должна.

— Как вы, дорогая? — заботливо спрашивает сэр Майкл.

— Ива? — в ту же минуту окликает Мага

— Ива! — немедленно встревает Николас. Получается, что Мага заслоняет меня собой, и Ник пригибается к шее своей лошади. — Этот сердцеед тебя не обижает? Ты только намекни, и я его тотчас сменю!

— Ива, не молчи! — у Маги такое выражение лица, будто страстно хочется заткнуть рот болтливому братцу. — Скажи хоть что-нибудь!

— Да я не знаю, кому из вас первому отвечать, — отзываюсь. — Вы же спрашиваете одновременно. Прекратите за меня всё время бояться, я крепче, чем вы думаете.

— А я говорил! — торжествующе выдаёт Николас. — И незачем её держать за слабосильную! — Мага молча показывает ему со спины кулак. — Но это не значит, что нам нужно перестать проявлять заботу и внимание, — торопливо продолжает Ник. — Лично я… Молчу-молчу.

— Вам и в самом деле лучше? — серьёзно спрашивает сэр. И я, приподняв голову, замечаю, какие усталые у него глаза. А ведь он меня не только в седле поддерживал, он всё это время исподволь перекачивал мне свою силу, даром, что ли, у меня и в голове прояснилось, посвежело, и даже пить не хочется?

— Разве с вами может быть плохо? — отвечаю. Он, наконец, улыбается, и от уголков глаз тончайшей паутинкой разбегаются лучики. — Сэр Майкл, не перестарайтесь, я помню, сколько вы можете отдать по доброте своей. Кто тогда будет вас приводить в чувство?