Сороковник. Части 1-4

— Ох уж мне этот красавчик! Впрочем, для тебя он мэтр, это понятно. Я и сам не пойму, родственница, как его угораздило. При мне Наставников из местных не было, а по твоим воспоминаниям получается, что и Мага для кого-то учителем был. Это только на месте можно прояснить. У нас Кланы знаешь какие… практичные, да что уж, буду откровенен — прижимистые, своими знаниями абы как не бросаются, и чтобы при этом выделить для кого-то Наставника, поделиться секретами? Или какую-то выгоду они с этого имеют, или есть у них какая-то цель. Не знаю. Заморочила ты мне совсем голову с этими байками, одно расстройство!

— Но ведь люди гибнут, Ник. Вы-то приспособились, у вас, если кто в квесте погибнет, то вроде и винить некого, сам пошёл…

— Нет, постой! — Николас даже подскакивает. — Родственница, а ты не слишком торопишься возводить погибших в жертвы? Ведь, в сущности, они на Финал тоже идут добровольно, можно ведь и отказаться и жить себе тихо-мирно, завести маленькое или большое дельце, коптить себе небо потихоньку… Зачинатель Игры свято блюдёт собственные правила: погиб раньше Финала — всё, ты дома; решился до конца пройти — твой выбор, никто в спину не толкает. Альтернатива предложена каждому. Это вот с тобой неувязочка вышла, — Ник вновь вытягивается на лежаке. Задумчиво бормочет: — И почему мне всё это перестаёт нравиться? Да, вот ещё что учитывай: на роли персонажей Мир вербует не невинных девиц и не смиренных монахов, покорных судьбе. Есть в вас всех нечто общее — подсознательное желание дёрнуть из своего болота куда угодно, и пусть всё летит в тартарары! Ты-то, скромница, милая домашняя хозяюшка, как здесь очутилась? Только честно ответь, не ври самой себе. Если подумаешь, как следует — поймёшь, что ты сама этого хотела.

— Я? — возмущённо приподнимаюсь.

Николас предупреждающе выставляет ладонь вперёд:

— Ни слова больше, Ива! Ложись и думай! И я тоже буду думать.

Вот и поговорили. Пожелали друг другу спокойной ночи, ничего не скажешь.

Да разве этого я хотела? Бросить детей на произвол судьбы, сунуть голову в пасть кошмару, развлекать своими жалкими потугами местного демиурга? Ничего подобного!

Конечно, я мечтала что-то поменять в своей жизни, избавиться от рутины, от работы, высасывающей нервы, зрение и годы. И хотя бы ненадолго, как бы ни было стыдно — сбежать от детей. Чего бы я не отдала за возможность день-другой побыть иногда в полном одиночестве, потому что устаешь всё время соответствовать, соответствовать… Потому что за всеми моими ролями — матери, дочери, подруги, женщины, профессионала — давным-давно похоронена я-настоящая.

Кто — я? Обережница?

Откуда я знаю? Мне до сих пор кажется, что и это — очередная роль, навязанная мне извне.

Воистину, бойся своих желаний! Накличешь однажды…

Вздохнув, я закладываю руки за голову и смотрю в небо. Его наискось перечеркивает местный Млечный Путь — скопление звёзд, напоминающее расплывшийся след от реактивного самолёта. Больше не хочется расспрашивать о чужом Мире. Пора возвращаться в свой.

— Родственница, — зовёт Николас, — не спишь? — Приподнимается на локте. — Давай сменим тему, что ли, раз всё равно не уснуть. Вы как вообще с моим братцем познакомились?

— В поезде, — отвечаю, подумав. — В одном купе ехали. Я в тот год первый раз в жизни на море поехала. Мы особо и не разговаривали, так, попутчики и попутчики. Он, как в купе зашёл, сразу на верхнюю полку влез и уснул. А ночью во сне стонать начал, да так страшно, даже зубами скрипел…

— Ну? — подбадривает меня Николас, потому что я умолкаю, изрядно озадаченная новым воспоминанием. — Что, правда, даже не хотела познакомиться? Он же тогда вообще красавец был, — он делано смущается, — это я по себе сужу. И не приставал? Впрочем, он — не я, братец мой до женщин никогда охотником не был, больше поёрничать любил. Так что потом?

— А я …Жалко мне его стало. Подсела рядом и взяла его за руку. Сижу и по руке глажу.

— Мне из тебя каждое слово клещами вытаскивать? А говорят, что женщины болтливы. Дальше-то что?

— Он успокоился, а потом очнулся и как схватит меня за руку! И глаза злые. Не знаю, что уж там ему снилось, только перепугалась я ужасно, а он, должно быть, понял и сразу стал извиняться. Ну и… всё. Остаток ночи просто проговорили ни о чём, знаешь, как в дороге бывает, а потом на вокзале попрощались и разошлись… кажется.

— Ну?

— Не нукай, — вдруг сержусь я. — Дальше не помню. Можно подумать, ты не видел того, что было дальше!

— Нет, — сдержанно отвечает он. Обиделся, наверное. — Я так далеко не лез, всё больше изучал твои мытарства после попадания. Про тебя с Магой знаю не больше, чем ты сама уловила, когда память к тебе пробиваться стала, да и то кусками какими-то. Ладно, я ж не извращенец какой-то, про подробности пытать не буду. Меня другое интересует. Ответь сразу, не задумываясь: сколько вы были знакомы? На какой день выпала ваша ссора?

— На седьмой, — быстро отвечаю. — Ну… мне так кажется. — И потираю завывший висок.