Сорок пятый

 «Когда в ночь с 20 на 21 апреля я докладывал Гитлеру о прорыве советских войск в районе Котбуса, который привел к крушению восточного фронта и к окружению Берлина, я находился с ним — это был единственный раз — один на один. За несколько часов до этого Гитлер принял решение перенести свою ставку, штаб верховного главнокомандования, а также генеральные штабы сухопутной армии и военно-воздушных сил в так называемую Альпийскую крепость, то есть в район Берхтесгадена и южнее. Гитлер внимательно слушал полное трагизма донесение, но снова не нашёл иного объяснения успеху советских войск, кроме слова «предательство». Учитывая, что при этом не было свидетелей, я набрался храбрости и задал Гитлеру вопрос: «Мой фюрер, вы так много говорите о предательстве военного командования, верите ли вы, что действительно совершается так много предательств?» Гитлер бросил на меня нечто вроде сочувствующего взгляда, выражая тем самым, что только дурак может задать такой глупый вопрос, и сказал: «Все неуспехи на Востоке объясняются только предательством». У меня было такое впечатление, что Гитлер твёрдо в этом убеждён».

 Так в ночь на 21 апреля оценивала обстановку ставка Гитлера. К этому следует добавить, что один на один с Гитлером автор записок остался, собственно, потому, что, по его словам, все, кто находились в имперской канцелярии, были заняты упаковкой и погрузкой багажа для переправки его в новую ставку — в Альпы.

 Угроза окружения Берлина становилась вполне реальной. Хотя Гитлер в эти дни кружным путем ещё мог пробраться в Берхтесгаден, но уж руководить оттуда действиями всей немецко-фашистской берлинской группировки, поставленной нашими войсками под угрозу окружения и разгрома, был бессилен.

 Видимо, именно это неожиданное для Гитлера развитие событий, сокрушившее его недавние надежды на затяжку войны, и привело в конечном итоге к тому, что он остался в Берлине.

 Картина дня была бы неполной, если бы я не сказал о трудностях, которые именно в этот день, 20 апреля, особенно явственно обнаружились на втором оперативном направлении нашего наступления — на дрезденском.

 В центре этого направления дела шли неплохо — наши войска продвигались на запад. Но на фланге, в районе Гёрлица, противник, усилив в предыдущие дни свою группировку, перешёл в яростные контратаки на фронте 52-й армии Коротеева и на левом фланге 2-й армии Войска Польского генерала Сверчевского.

 20 апреля в результате этих контратак немцам удалось остановить продвижение 52-й армии, несколько потеснить к северу части 2-й армии Войска Польского и выйти на её тылы. Словом, положение, сложившееся здесь, требовало внимания со стороны командования фронта. По моему указанию в 52-ю армию и во 2-ю армию Войска Польского выехал начальник штаба фронта генерал армии Иван Ефимович Петров.

 Обдумывая необходимые меры, я дал в этот день предварительную ориентировку штабу фронта, а командарму 5 Жадову намекнул, что ему придется внимательнее следить за своим левым флангом и кое-что приберечь про запас. Генералу Коротееву выразил неудовольствие тем, что, по полученным сведениям, перед одним из его корпусов, находившимся в обороне на второстепенном направлении, гитлеровцы уже начали снимать войска и перебрасывать их для нанесения нам контрударов в другом месте. Сообщив об этом Коротееву, я приказал ему перебросить этот корпус на усиление своей главной группировки.

 В заключение следует отметить, что 20 апреля активно действовал 1-й кавалерийский корпус генерала Баранова, наступавший в общем направлении на Оттрант. Действовал, разумеется, вместе с танками, усиливавшими его пробивную способность.

 Были уже последние дни войны, но и в это время конница показала, что при соответствующей обстановке и умелом управлении она способна с успехом действовать в глубине обороны противника. Другое дело, когда она напарывалась на сплошной фронт обороны, да ещё в условиях угрозы с воздуха неприятельской авиации.