Сорок пять

– Вы все живете, – продолжал Луаньяк, не отвечая прямо на просьбу виновных, – внешне совершенно свободно, но эту свободу я введу в границы строжайшей дисциплины; слышите, господа? Те, кто найдет это условие службы слишком тягостным, могут уйти: на их место найдется очень много желающих.

Никто не ответил, но у многих сдвинулись брови.

– Итак, господа, – продолжал Луаньяк, – предупреждаю вас о следующем: правосудие у нас будет совершаться тайно, быстро, безо всякого судебного разбирательства и писанины. Предателей будет постигать немедленная смерть. Для этого найдется много предлогов, так что все останется шито-крыто. Предположим, например, что господин да Монкрабо и господин де Пенкорнэ вместо того, чтобы по-приятельски беседовать на улице о вещах, которые им лучше было бы позабыть, повздорили по поводу вещей, о которых они имели право помнить. Так вот, разве эта ссора не могла привести к поединку между господином де Пенкорнэ и господином де Монкрабо? Во время дуэли нередко случается, что противники одновременно нападают друг на друга и одновременно пронзают друг друга шпагами. На другой день после ссоры обоих этих господ находят мертвыми в Пре-о-Клер, как нашли господ де Келюса, де Шомбера и де Можирона мертвыми в Турнеле; об этом поговорят, как вообще говорится о дуэлях, – вот и все. Итак, все, кто выдаст государственную тайну, – вы хорошо поняли меня, господа? – будут по моему приказу умерщвляться на дуэли или каким-нибудь иным способом.

Монкрабо совсем обессилел и всей своей тяжестью навалился на товарища, у которого бледность принимала все более свинцовый оттенок, а зубы были так стиснуты, что казалось, вот-вот сломаются.

– За менее тяжелые проступки, – продолжал Луаньяк, – я буду налагать менее тяжелые кары, – например, заключение, и буду применять его в тех случаях, когда от этого больше пострадает виновный, чем потеряет королевская служба. Сегодня я щажу жизнь господина де Монкрабо, который болтал, и господина де Пенкорнэ, который слушал. Я прощаю их потому, что они могли провиниться просто по незнанию. Заключением я их наказывать не стану, так как они мне, возможно, понадобятся сегодня вечером или завтра. Поэтому я подвергну их третьей каре, которая будет применяться к провинившимся, – штрафу.

При слове «штраф» лицо г-на де Шалабра вытянулось, точно мордочка куницы.

– Вы получили тысячу ливров, господа, из них вы вернете сто. Эти деньги я употреблю на вознаграждение по их заслугам тех, кого мне не в чем будет упрекнуть.

– Сто ливров! – пробормотал Пенкорнэ. – Но, черт побери! У меня их больше нет; они пошли на экипировку.

– Вы продадите свою цепь, – сказал Луаньяк.

– Я готов отдать ее в королевскую казну, – ответил Пенкорнэ.

– Нет, сударь, король не принимает вещей своих подданных в уплату наложенных на них штрафов. Продайте сами и уплатите сами. Добавлю еще одно слово, – продолжал Луаньяк. – Я заметил, что между некоторыми членами вашего отряда появляются начатки раздора: каждый раз, когда возникнет какая-нибудь ссора, о ней должно быть доложено мне, и один я буду решать, насколько она серьезна, и разрешать поединок, если найду, что он необходим. В наши дни что-то слишком часто убивают людей на дуэли, это сейчас модно, а я не желаю, чтобы ради моды мой отряд постоянно терял бойцов и оставался неполным. За первый же поединок, за первый же вызов, который последует без моего разрешения, я подвергну виновных строгому аресту, весьма крупному штрафу или, может быть, даже еще более суровой каре, если данный случай причинит существенный ущерб службе. Пусть те, к кому это может относиться, сделают для себя необходимый вывод. Господа, можете расходиться. Кстати: из вас пятнадцать человек должны находиться сегодня вечером в часы приема у подножия лестницы, ведущей в покои его величества, пятнадцать других снаружи, без определенного задания, они просто должны смешаться со свитой тех, кто явится в Лувр; наконец, остальные пятнадцать останутся в казарме.

– Милостивый государь, – сказал, подходя ближе, Сент-Малин, – разрешите мне не то чтобы дать вам совет, – упаси меня бог! – но попросить разъяснения. Всякий порядочный отряд должен иметь хорошего начальника. Как сможем мы действовать совместно, не имея предводителя.

– Ну, а я-то кто, по-вашему? – спросил Луаньяк.

– Вы, сударь, для нас – генерал.

– Нет, не я, сударь, вы ошибаетесь, а герцог д'Эпернон.

– Значит, вы – наш полковник? И в таком случае этого недостаточно, сударь: необходимо, чтобы каждые пятнадцать человек имели своего командира.

– Это правильно, – ответил Луаньяк, – не могу же я каждый день являться в трех лицах. Однако я не желаю также, чтобы среди вас одни были ниже, другие выше иначе, чем по своим заслугам.

– О, что касается этого различия, то, если бы вы и не принимали его во внимание, оно само собою возникнет, в деле вы ощутите разницу между нами, даже если в общей массе она не будет заметна.