Сорок пять

– Ну что ж, отлично, господин адмирал Франции, верхом вы не поедете. Вы правы – моряку не пристало ездить на коне. Зато моряку весьма пристало плыть на корабле или на галере. Поэтому вы немедленно отправитесь в Руан по реке. В Руане, где стоит ваша флагманская галера, вы тотчас же взойдете на нее и отплывете в Антверпен.

– В Антверпен! – возопил Жуаез в таком отчаянии, словно он получил приказ плыть в Кантон или в Вальпараисо.

– Кажется, я уже сказал, – произнес король ледяным, не допускающим возражений тоном, как бы утверждавшим его право верховного начальника и его волю монарха. – Сказал и повторять не желаю.

Не пытаясь сопротивляться, Жуаез застегнул свой плащ, надел шпагу и взял с кресла лежащую на нем бархатную шапочку.

– И трудно же добиться от людей повиновения, черт побери! – продолжал ворчать Генрих. – Если я сам иногда забываю, что я – господин, все, кроме меня, должны были бы об этом помнить.

Жуаез, ледяной и безмолвный, поклонился, положив, согласно уставу, руку на рукоять шпаги.

– Ваши повеления, сир? – произнес он голосом столь покорным, что воля короля тотчас же превратилась в тающий воск.

– Ты отправишься в Руан, – сказал он, – в Руан, и я хочу, чтобы ты отплыл оттуда в Антверпен, если не предпочитаешь сухим путем проехать в Брюссель.

Генрих ждал, что Жуаез ответит ему. Но тот ограничился поклоном.

– Может быть, ты предпочитаешь ехать сухим путем?

– Я не имею никаких предпочтений, когда надо выполнять приказ, сир, – ответил Жуаез.

– Ну ладно, дуйся, дуйся, вот ужасный характер! – вскричал король. – Ах, у государей друзей нет!

– Кто отдает приказания, может рассчитывать только на слуг, – торжественно заявил Жуаез.

– Так вот, милостивый государь, – сказал оскорбленный король, – вы и отправитесь в Руан, сядете на свою галеру, возьмете гарнизоны Кодебека, Арфлера и Дьеппа, которые я заменю другими частями, погрузите их на шесть кораблей и по прибытии на место отдадите в распоряжение моего брата, ожидающего от меня обещанной помощи.

– Пожалуйста, письменные полномочия, сир! – сказал Жуаез.

– А с каких это пор, – ответил король, – вы не можете действовать согласно своей адмиральской власти?

– Я имею одно лишь право – повиноваться и стараюсь, насколько возможно, сир, избежать ответственности.

– Хорошо, господин герцог, письменные полномочия вы получите у себя дома в момент отъезда.

– Когда же наступит этот момент, сир?

– Через час.

Жуаез почтительно поклонился и направился к двери.

Сердце короля чуть не разорвалось.

– Как! – сказал он. – Вы даже не нашли любезных слов на прощанье! Вы не слишком вежливы, господин адмирал. Видно, моряков недаром в этом упрекают. Ну что ж, может быть, мне больше угодит генерал-полковник моей инфантерии.

– Соблаговолите простить меня, сир, – пробормотал Жуаез, – но я еще худший придворный, чем моряк, и, как я понимаю, ваше величество сожалеет обо всем, что изволили для меня сделать.

И он вышел, хлопнув дверью так, что портьера надулась, словно от порыва ветра.

– Вот как относятся ко мне те, для кого я столько сделал! – вскричал король. – Ах, Жуаез, неблагодарный Жуаез!

– Ну что же, может быть, ты позовешь его обратно? – сказал Шико, подходя к кровати. – Один раз проявил силу воли и уже раскаиваешься!

– Послушай, – ответил король, – ты очень мило рассуждаешь! Как по-твоему, очень приятно выходить в октябре месяце в море под ветром и дождем? Хотел бы я видеть, что бы ты делал на его месте, эгоист?

– Это от тебя одного зависит, великий король, от тебя одного.

– Видеть, как ты отправляешься по городам и весям?

– По городам и весям. Самое пламенное мое желание сейчас – попутешествовать.

– Значит, если бы я послал тебя куда-нибудь, как Жуаеза, ты бы согласился?

– Не только согласился бы, я просто мечтаю об этом. Я умоляю тебя послать меня куда-нибудь.

– С поручением?

– С поручением.

– Ты бы поехал в Наварру?

– Я бы к самому черту на рога отправился, великий король!

– Ты что, потешаешься надо мною, шут?

– Сир, если и при жизни я был не слишком весел, то, клянусь вам, после смерти стал еще грустнее.

– Но ведь только что ты отказывался уехать из Парижа.

– Милостивый мой повелитель, я был неправ, решительно неправ и очень в этом раскаиваюсь.

– Так что теперь ты хочешь уехать из Парижа?

– Немедленно, прославленный король, сию же минуту, великий монарх.

– Ничего не понимаю, – сказал Генрих.

– А ты разве не слышал слов, произнесенных главным адмиралом Франции?

– Каких именно?

– А тех, в которых он сообщал о своем разрыве с любовницей господина де Майена?

– Да, ну и что же?

– Если эта женщина, влюбленная в такого очаровательного юнца, как герцог, ибо Жуаез и вправду очарователен…

– Конечно.

– Если эта женщина расстается с ним, вздыхая, значит, у нее есть веская на то причина.

– Вероятно, иначе она не отпустила бы его.

– Ну, а ты не знаешь, какая?

– Нет.

– И не догадываешься?

– Нет.

– Причина в том, что господин де Майен возвращается.

– Ого! – вырвалось у короля.

– Наконец-то ты понял, поздравляю.

– Да, я понял… но все же…

– Что все же?

– По-моему, причина не очень веская.