Сорок пять лет на эстраде

«Слова своей песни он сердцем писал, В Музгизе она появилась, Редактор слова эти вслух прочитал – Упал – сердце больше не билось!»

Словом, попробуем, товарищи! Давайте сюда Мефистофеля – он не подведет! И ведь вот что значит фантазия: сижу дома, пишу этот фельетон и только о Мефистофеле подумал, как это говорят у Гёте, – бенц! – передо мной Мефистофель! Ну – вылитый Шаляпин. Только ростом ниже и голос жиже. «Я здесь, – поет. – Зачем ты звал меня?»

– То есть как «зачем»? – отвечаю. – Ситуация же ясная. Вы – Мефистофель, перед вами человек в возрасте Фауста, ну вот, значит, прямо по опере и давайте: омолаживайте, черните кудри восстановителем и подсортовывайте Маргариту покрасивше. Начинайте арию – как это у вас там: «А вы, цветы, своим душистым тонким ядом…»

Смотрю – Мефистофель мой скисает почему-то.

– Извините, говорит, вы, по-видимому, не в курсе, но мы сейчас этими делами не занимаемся…

– Почему? – спрашиваю.

– Да понимаете ли, говорит, условия изменились. В опере-то как было? Маргарита за свои грехи в ад угодила, Фаусту тоже не поздоровилось, ну а Мефистофель, если помните, – в стороне. А теперь все наоборот: Маргарит только в свидетельницы вызывают, Фаустам порицание выносят, а Мефистофеля-то, извините, под статью подводят. Пять лет за сводничество! На таких условиях работать – себе дороже! Я и вам искренне не советую. Тоже, знаете ли, какая Маргарита попадется. Иная и по судам затаскает и в газетах пропечатает. Знаете эти фельетончики товарища Нариньяни: «Папаша, ау! Где вы, где? Вас ищут детки!..» Для этого и омолаживаться не стоит…

– По-моему, гражданин Мефистофель, вы преувеличиваете!

– А я и не отрицаю, – говорит. – Да, преувеличиваю. Зато другие Мефистофели – преуменьшают. Вот и получается: одни все только черной краской замазывают – кричат «мы – сатирики!». А другие, наоборот, одной розовой действуют, вопят «мы – поэты!» И выходят те самые либо рай, либо ад, по которым ваша фантазия путешествовать собирается.

– Позвольте, – говорю. – Это же все теории. Но если практически говорить, допустим, о рае – то где же все райские атрибуты, где ангелы, где херувимы, где, наконец, произрастают знаменитые райские кущи? Где все это?

– Разрешите, говорит, ответить по порядку. Ну, что такое райские кущи – я знаю не твердо. По-видимому, речь идет о кукурузе. Она не только первоклассный корм для животных, но некоторые приспособленцы от искусства на ней тоже уже успели подкормиться. Один автор известную песенку «Ля-кукарача» в «Ля-кукурузу» перекроил. То есть до чего быстро к каждому новому делу пошляк пристраивается, передать трудно. Ну а что касается ангелов и херувимов, разрешите вам встречный вопрос задать: неужто они вам в театре и в литературе не осточертели?

Правильно ведь говорит, думаю. Живых-то людей в театре и литературе действительно маловато стало. Сплошь – ангелы. В Малом театре и сейчас пьеса «Крылья» идет. Не иначе, как ангельские крылья. В театрах только у одного Образцова куклы какую-то «Чертову мельницу» играют. В остальных – сплошь «Ангел в отпуске».

– Ладно, говорю, гражданин Мефистофель, давайте с вами про ад беседовать. Только не говорите, что ада нет. Ад люди себе иногда сами создают. И далеко ходить не надо – в квартире, в которой я сейчас живу, форменный ад. И создала нам его всего одна соседка – ведьма!

Ну, что она в квартире вытворяет – уму непостижимо! Жильцов между собой перессорила, на кухне каждый день драки, скандалы. Если телефон звонит, она первая подбегает и на просьбу «вызовите такого-то» – неизменно отвечает: «Он вчера умер»! Сутяга, склочница, на каждого из нас во все учреждения доносы написала, – ну ад, форменный ад! Мы и в милицию, мы и в суд – ничего не помогает. «Тут, говорят, административные меры бессильны, потому она хоть, конечно, и ведьма, но наша ведьма, советская, и вы ее перевоспитывать обязаны». Ну а как ведьму перевоспитать можно? Мы ей и так каждый месяц новую метлу посылаем, чтоб ей было на чем на Лысую гору летать. А сейчас, гражданин Мефистофель, у нас к вам от всех жильцов просьба: не можете ли вы ее к себе в ад забрать?

Мефистофель только руками развел.

– Ведьмы, говорит, в штатном расписании ада не числятся. Они только по договорам работают. То, что вы, люди, иногда у себя терпеть можете, черти в аду секунды не выдержали бы!

– Позвольте, говорю, позвольте! Вы что-то свой ад идеализировать начали. По идее же он грешниками должен быть наполнен. Всякие там «не сотвори себе кумира», «не пожелай жены ближнего своего» (речь о моральном облике, вероятно). Ну а главное – «не укради». Эти-то уж, надеюсь, у вас в аду все?

Смотрю, Мефистофель как-то мнется и нерешительно отвечает, что, мол, вот насчет «не укради», то не совсем все. Большинство все-таки в рай попадает…

– Почему? – спрашиваю.