Сорок пять

— Черт возьми, да! Вы же знаете Дордонь: ширина — полмили.

— Ну, и тогда?

— Тогда я решил не возвращаться домой и вообще укрыться от отцовского гнева где-нибудь подальше.

— А шляпа-то ваша куда делась?

— Да подождите, черт побери! Шляпу сорвало у меня с головы.

— Когда вы падали?

— Я не падал. Я соскочил на землю. Мы, Пенкорнэ, с лошадей не падаем. Пенкорнэ с пеленок наездники.

— Это уж известное дело, — сказал Сент-Малин. — А шляпа-то все же где?

— Шляпу сорвало у меня с головы. Я пытался найти ее — это ведь была единственная моя ценность, раз я вышел из дому без денег.

— Какую же ценность могла представлять ваша шляпа? — гнул свое Сент-Малин, решивший разузнать все подробности.

— Очень большую, разрази меня гром! Надо вам сказать, что перо на шляпе закреплялось бриллиантовой пряжкой, которую его величество император Карл Пятый подарил моему деду, когда, направляясь из Испании во Фландрию, он останавливался в нашем замке.

— Вот оно что! И вы продали пряжку вместе со шляпой? Тогда, друг мой любезный, вы наверняка самый богатый из всех нас. Вам бы следовало на вырученные за пряжку деньги купить себе вторую перчатку. А то ваши руки уж очень бросаются в глаза: одна белая, как у женщины, другая черная, как у негра.

— Да подождите же: в тот самый миг, когда я оглядывался, разыскивая шляпу, на нее — как сейчас вижу — устремляется громадный ворон.

— На шляпу?

— Вернее, на бриллиант. Вы знаете — эта птица хватает все, что блестит. Ворон бросается на мой бриллиант и похищает его.

— Бриллиант?

— Да, сударь. Сперва я некоторое время время не спускал с него глаз. Потом побежал за ним, крича: “Держите, держите! Вор!” Куда там! Через каких-нибудь пять минут он исчез.

— Так что вы, удрученный двойной утратой…

— Я не посмел возвратиться в отцовский дом и решил отправиться в Париж искать счастья.

— Здорово! — вмешался в разговор кто-то. — Ветер, значит, превратился в ворона? Мне помнится, я слышал как вы рассказывали господину де Луаньяку, что, когда вы читали письмо своей возлюбленной, порыв ветра унес и письмо, и шляпу и что вы, как истинный Амадис, бросились за письмом, предоставив шляпе лететь, куда ей вздумается.

— Сударь, — подхватил Сент-Малин. — Я имею честь быть знакомым с господином д’Обинье, отличным воякой, который к тому же довольно хорошо владеет пером. Когда вы повстречаетесь с ним, поведайте ему историю вашей шляпы: он сделает из нее чудесный рассказ.

Послышалось несколько сдавленных смешков.

— Э, господа, уж не надо мной ли, часом, смеются? — с раздражением спросил гасконец.

Все отвернулись, чтобы посмеяться от всего сердца.

Пердикка внимательно огляделся по сторонам и заметил у камина какого-то молодого человека, охватившего руками голову. Он решил, что тот пытается сдержать безудержный смех, и направился прямо к нему.

— Эй, сударь, — сказал он, — раз уж вы смеетесь, так смейтесь в открытую, чтобы все видели ваше лицо.

И он хлопнул молодого человека по плечу.

Тот поднял хмурое строгое чело.

Это был не кто иной, как наш друг Эрнотон де Карменж, еще не пришедший в себя после своего приключения на Гревской площади.

— Прошу вас, сударь, оставить меня в покое, — сказал он, — и прежде всего, если вы еще раз пожелаете коснуться меня, сделайте это рукой, на которой у вас перчатка. Вы же видите, мне до вас дела нет.

— Ну и хорошо, — пробурчал Пенкорнэ, — раз вам до меня дела нет, то и я ничего против вас не имею.

— Ах, милостивый государь, — заметил Эсташ де Мираду Карменжу с самыми миролюбивыми намерениями, — вы не очень-то любезны с нашим земляком.

— А вам-то, черт побери, какое до этого дело? — спросил Эрнотон, все больше раздражаясь.

— Вы правы, сударь, — сказал Мираду с поклоном, — меня это действительно не касается.

Он отвернулся и направился было к Лардили, приютившейся в уголку у самого очага. Но кто-то преградил ему путь.

Это был Милитор. Руки его по-прежнему были засунуты за пояс, а губы кривились в усмешке.

— Послушайте, любезнейший отчим! — произнес бездельник.

— Ну?

— Что вы на это скажете?

— На что?

— На то, как вас отщипал этот дворянин?

— Что?

— Он вам задал перцу!

— Да ну? Тебе так показалось? — ответил Эсташ, пытаясь обойти Милитора.

Однако этот маневр не удался: Милитор тоже подался влево и снова загородил Эсташу дорогу.

— Не только мне, но и всем, кто здесь находится. Поглядите, все над вами смеются.

Кругом действительно смеялись, но по самым разнообразным поводам.

Эсташ побагровел, как раскаленный уголь.

— Ну же, ну, дорогой отчим, куйте железо, пока горячо, — сказал Милитор.

Эсташ напыжился и подошел к Карменжу.

— Сударь, — обратился он к нему, — говорят, что вы разговаривали со мной намеренно недружелюбным тоном.

— Когда же?

— Да вот только что.

— С вами?

— Со мной.

— А кто это говорит?

— Этот господин, — сказал Эсташ, указывая на Милитора.

— В таком случае этот господин, — ответил Карменж, насмешливо подчеркивая почтительное обращение, — в таком случае этот господин просто болтает, как попугай…

— Вот как! — вскричал взбешенный Милитор.