Сорок пять

— А, вот они, Эвр, Нот, Аквилон и Борей, — сказал Шико. — Черт возьми! Раз уж мне представился случай, я хочу освободить землю от северного ветра: я должен оказать эту услугу человечеству — наступит вечная весна.

И он сделал такой сильный выпад своей длинной шпагой в направлении первого из нападавших, что, если бы тот не отскочил назад с легкостью истинного сына Эола, он был бы пронзен насквозь.

К несчастью, делая этот прыжок, он смотрел на Шико и, следовательно, не смог оглянуться назад: он соскользнул с последней ступеньки и, не в силах сохранить равновесие, со страшным грохотом скатился вниз.

Это отступление послужило сигналом для трех остальных, которые исчезли в открытом перед ними или, вернее, позади них пролете с быстротою призраков, исчезающих в театральном люке.

В то же время последний из них успел, пока удалялись товарищи, сказать несколько слов на ухо хозяину.

— Хорошо, хорошо! — проворчал тот, обращаясь к Шико. — Найдется ваше платье.

— Прекрасно! Это все, что мне нужно.

— Вам его принесут.

— В добрый час. Я не желаю ходить голым, это, кажется, вполне естественно.

Ему принесли одежду, порванную во многих местах.

— Ого! — сказал Шико. — На вашей лестнице порядочно гвоздей. Чертовские ветры, ей-ей! Но возвращено по-хорошему. Как я мог вас заподозрить? У вас же такое честное лицо.

Хозяин любезно улыбнулся и сказал:

— Но теперь-то, я думаю, вы опять ляжете спать?

— Нет, спасибо, я уже выспался.

— Что же вы будете делать?

— Пожалуйста, одолжите мне фонарь, и я снова займусь чтением, — так же любезно ответил Шико.

Хозяин ничего не сказал. Он подал фонарь и ушел.

Шико снова приставил шкаф к двери и опять улегся в постель.

Ночь прошла спокойно, ветер утих, точно шпага Шико пронзила мехи, его раздувавшие.

На заре посланец спросил свою лошадь, оплатил расходы и уехал, думая про себя: “Увидим, что будет сегодня вечером”.

IV КАК ШИКО ПРОДОЛЖАЛ СВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ И ЧТО С НИМ СЛУЧИЛОСЬ

Шико все утро хвалил себя за то, что он, как нам удалось убедиться, не потерял спокойствия и терпения в ночь испытаний.

“Но, — подумал он, — нельзя дважды поймать матерого волка в ту же западню; значит, для меня наверняка изобретут какую-нибудь новую чертовщину: будем держаться настороже”.

Следуя этим чрезвычайно осторожным соображениям, Шико совершил в течение дня путешествие, которое даже Ксенофонт счел бы достойным обессмертить в своем “Отступлении десяти тысяч”.

Каждое дерево, каждая неровность почвы, каждая стена служили ему наблюдательным пунктом и естественной крепостью.

По дороге он даже заключил несколько союзов — если не наступательных, то, по крайней мере, оборонительных.

Действительно, четыре бакалейщика-оптовика из Парижа, ехавшие заказывать котиньякское варенье в Орлеане и сухие фрукты в Лиможе, удостоили принять в свое общество Шико, который назвался обувщиком из Бордо, возвращающимся по окончании дел домой. А так как Шико, гасконец по происхождению, переставал говорить с акцентом только тогда, когда это было особенно необходимо, он не внушил своим спутникам никаких подозрений.

Их отряд состоял, следовательно, из пяти хозяев и четырех приказчиков бакалейных лавок. И в количественном отношении, и по своему воинскому духу он заслуживал, чтобы с ним считались, если принять во внимание воинственные нравы, распространившиеся среди парижских бакалейщиков после организации Лиги.

Мы не станем утверждать, что Шико чувствовал чрезмерное уважение к храбрости своих спутников, но, конечно, права пословица, утверждающая, что у трех трусов меньше страха, если они вместе, чем у одного храбреца, если он один.

Шико совсем перестал бояться, как только очутился среди четырех трусов; он даже перестал оглядываться, как делал до сих пор, чтобы обнаружить возможных преследователей.

Поэтому они, болтая о политике и отчаянно хвастаясь, беспрепятственно достигли города, где намеревались все вместе поужинать и переночевать.

Поужинали, крепко выпили и разошлись по комнатам.

Шико во время кутежа не воздерживался ни от остроумия, развлекавшего его спутников, ни от муската или бургундского, поддерживавших его остроумие. Торговцы, иначе говоря, свободные люди, не слишком почтительно отзывались о его величестве короле Французском и обо всех других величествах — лотарингских, наваррских, фландрских и любых других.

И Шико отправился спать, назначив на утро свидание четырем бакалейщикам, которые, можно сказать, триумфально проводили его в отведенную для него комнату.

Четыре путешественника охраняли мэтра Шико, как принца, потому что их четыре комнаты предшествовали его собственной, расположенной в конце коридора и недосягаемой благодаря смежным дверям.

А так как в эту эпоху дороги не были надежны даже для людей, путешествующих по своим собственным делам, каждый старался на случай неприятной встречи обеспечить себе поддержку соседа.

Шико, не посвятивший своих спутников в печальные происшествия предыдущей ночи, сделал все, чтобы провести этот пункт союзного договора, который к тому же был принят единодушно.