— Откуда? Ходил по улице и слушал. Одна баба говорит: «Это Анфиска из злости, что ее прогнали. Она грозилась их убить». А тут ввязалась другая баба и говорит, что ее вчера видела ввечеру пьяной. Тут мужчина какой-то: «Я ее с дворником видел в портерной». А портерных две только поблизости. Одна насупротив, а другая на Лиговке. Я туда, прямо на Лиговку. А там только и разговора, что об убийстве. Я спросил себе пиво, стою, слушаю… Тут все и узнал.
Не прошло и четырех часов, как мы напали на след.
— Ну, вот что, — сказал я Юдзелевичу. — Если делать дело, так уж сразу. Прежде всего разыщи эту Анфису с Агафоном и узнай о них в квартале, а потом бери их — и сюда. Затем надо забрать и дворника. Как их сюда доставишь, опять назад, по их квартирам, обыск у них произведи! Пока я их допрошу, ты отыщи, что надо. Главное, по горячему следу!
Он поклонился и моментально скрылся. Я был спокоен за исход дела. Завтра, самое позднее — послезавтра я передам преступников следователю. Я ни одной минуты не сомневался, что убийцы и грабители в моих руках.
Юдзелевич быстро и ловко взялся за дело.
Прежде всего, заехав в квартал и захватив с собой полицейских, он арестовал дворника Семена Остапова и опечатал его помещение. Дворника препроводил ко мне, а сам пустился на поимки Анфисы с сыном. Муж Анфисы служил раньше дворником в злополучном доме Степанова, потом уехал один в деревню и там остался, а Анфиса работала сначала поденно, потом поступила кухаркой к убитым, потом снова пошла на поденную работу.
Юдзелевич зашел сперва в мелочную лавку, эту лучшую справочную контору, а затем в портерную и узнал адрес Анфисы и ее сына. Они жили на Песках, на Болотной улице. Юдзелевич отправился в квартал. Узнав об этом деле, в участке обо всем сообщили приставу.
— Убили?! — воскликнул пристав, когда Юдзелевич обратился к нему с просьбой о помощи. — Вполне возможно! Такие канальи!..
И он тотчас дал ему в помощь двух квартальных.
Анфису Юдзелевич арестовал в прачечной на Шестилавочной улице, за стиркой, а Агафошку — в слесарной мастерской Спиридонова. Через пять часов они все были у меня. Я велел рассадить их по разным помещениям и стал ждать Юдзелевича.
Часов в одиннадцать вечера Юдзелевич вернулся с узелком и подробным отчетом. Что же он нашел при обыске? Прежде всего у дворника Семена Остапова, обыскав все помещение, он нашел на печке окровавленную рубаху… Больше ничего, но это было немало. Кровавые пятна, видимо, были свежие. У Анфисы же и ее сына он нашел тонкие платки, две дорогие наволочки и связку отмычек.
Я внимательно рассмотрел платки и наволочки. На них были совсем другие метки. Белье Ашморенковых было перемечено очень красивыми, крупными метками, которые я приказал снять, и временно для образца взял платок из раскрытого комода. На найденных же Юдзилевичем вещах, видимо украденных из белья разных господ, были метки А., З. и В. Но и из этих вещей при умении можно было извлечь некоторую пользу.
— Но где же все вещи?
Юдзелевич пожал плечами.
— Они имели время примерно от двух часов ночи. Может, все продали? Я буду искать.
— Тогда где деньги?
— Деньги можно зарыть в землю. Разве их найдешь так скоро?
Действительно, так бывало, и притом довольно часто.
— Ну, будем допрашивать, — сказал я. — Веди ко мне первым этого Агафошку.
Юдзелевич вышел, а я подготовился к допросу.
В кабинет ввели Агафошку. Я остался с глазу на глаз с одним из предполагаемых убийц, обагрившим свои руки кровью четырех жертв.
Передо мной стоял высокий худощавый юноша, в засаленной куртке-блузе мастерового. Хотя он был еще очень молод, лицо его уже носило отпечаток бурно проводимого времени.
— Скажи, Агафон, ты уже судился за кражу?
— Судился, а только я невиновен был в той покраже. Зря, облыжно на меня взвели. Меня оправдали.
— Так. Ну а зачем ты вмешался в дело убийства в Гусевом переулке? — быстро спросил я его, желая поймать врасплох, огорошить неожиданным вопросом.
— Напрасно это говорить изволите, — спокойно ответил он. — В убийстве этом я ни сном ни духом не повинен.
— Но если ты не убивал, то, наверное, должен знать, кто именно убил?
— А откуда я это знать могу? — с дерзкой улыбкой ответил он.
— Разве ты живешь отдельно от матери? Ведь вы вместе пьянствуете.
— А она тут при чем? — спросил Агафон, глядя мне прямо в глаза.
— Как при чем? Да ведь она уже созналась в том, что убийство в Гусевом переулке произошло при ее участии, — быстро выпалил я.
Агафон побледнел. Я подметил, как в его глазах вспыхнул злобный огонек.
— Вы… Вы вот что, ваше превосходительство… — начал он прерывистым голосом. — Вы… того… пытать пытайте, а только сказочки да басни напрасно сочиняете. Этим вы меня не подденете, потому правого человека в убийцу не обратите. Как же это она могла вам сказать, что она убивала, когда она не убивала? Она хошь и пьяница, а только не душегубка.
Он закашлялся. Я, признаюсь, чувствовал себя не совсем ловко. Этот взрыв сыновнего негодования за честь матери, которую он в то же время называл чуть ли не позорным именем, меня поразил.