Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы)

“Моя дорогая и преданная мышка, моя мужественная малышка.

Ты, наверное, хорошо помнишь тот день, когда я подарил тебе небольшое серебряное сердечко на серебряной цепочке, которые ты так долго носила. Это был чудесный талисман, охранявший тебя от многих неприятностей до тех пор, пока не был украден людьми, которым ты полностью доверяла (жена Функа зарыла свои драгоценности в саду дома, но их кто-то украл. — М.Н.).

За свою долгую жизнь я совершил много ошибок, часто испытывал разочарования, но никогда не ощущал так остро подлости людей.

В мире не найдется человека, который мог бы обвинять нас в неблаговидных поступках по отношению к другим.

Я согласен с тобой, когда ты говоришь, что настоящая любовь придает силы и поддерживает друг друга.

Пожалуйста, передай мне новую трубку. Две последние, которые я получил, уже искурились. Трубка здесь изнашивается быстрее, так как нет нужного инструмента для ухода за ней. Кроме того, я вынужден ее сосать с большим усилием и набивать полнее табаком, так как ограничен в спичках (надзиратели не разрешали их часто зажигать — М.Н.).

Сейчас я курю самую любимую трубку и делаю это всегда, когда пишу тебе письмо. С тех пор, как ты мне ее подарила на тридцатилетие нашей свадьбы, я курил ее семьсот раз. Это все равно, как если бы я выкурил семьсот гаванских сигар (любимые сигары Функа в прежние времена. — М.Н.). Она мне очень нравится, хотя у меня есть еще одна — английская.

Твой толстячок”.

Самочувствие Функа можно было определить по почерку. Когда он чувствовал себя плохо, его почерк становился неразборчив, строчки неровными. Если же все было нормально, он писал разборчиво, тщательно выводя буквы.