Читаем Сорок изыскателей. За берёзовыми книгами полностью

В Третьяковской галерее есть несколько особенных портретов — Брюллова, Иванова, Крамского, Репина… Каждый раз, когда я там бываю, то подолгу стою перед этими произведениями, всматриваюсь в глаза тех женщин и тех девушек и всегда нахожу в них нечто новое. Про каждый портрет можно написать целую поэму — как любила, как страдала или радовалась та женщина или та девушка.

Именно такой особенный портрет видел я сейчас, портрет, написанный несомненно выдающимся, замечательным художником.

Первое впечатление от него было: ох и плутовка, верно, эта юная худенькая девушка, почти девочка! Набедокурила где-то, что-то разбила или пролила и, спасаясь от строгой наставницы, убежала в эту комнату, присела на краешек кресла…

Но, взглянув повнимательнее в её глаза, я увидел в них глубоко скрытую тайную печаль… А вглядевшись ещё раз, я уже ничего не замечал — ни её блистательного платья, ни её тонкого, изящного стана, а видел только бесконечно скорбные карие глаза-полумесяцы.

— Почему она такая грустная? — шепнула Соня.

— А какая она была несчастная и как рано умерла! — напомнила Галя.

На девочек зашикали. Да, на такой портрет надо смотреть очень долго и молча, чтобы никто-никто не мешал. И все — взрослые и дети — стояли, смотрели, не проронив ни слова…

— Иван Тихонович, отдай его в наш музей, — вполголоса, но с большим чувством произнёс Номер Первый.

— Отдам, — также вполголоса ответил наш хозяин.

С этого момента он на все сто процентов заслужил своё прозвище — «Изыскатель Номер Четвёртый».

* * *

Перед тем как поместить портрет на вечные времена в любецкий музей, его выставили в Голубом зале Золотоборского дома пионеров. Под ним поставили две хрустальные вазы с голубыми георгинами, а вокруг развесили маленькие этюды Ларюши.

Вот река на закате и силуэт лодочки с рыбаками, другой этюд — раннее утро, и розовый туман поднимается с перламутровой воды, третий — ярко освещённый солнцем красный бакен на песке, а сзади — сияющая голубая гладь реки, и ещё несколько этюдов, изображающих Люсю на фоне реки.

Мы умоляли Ларюшу и поодиночке и в пятьдесят голосов, просили выставить также портрет Люси. Художник категорически отказывался и даже ни за что не хотел показать его нам.

Он говорил, что портрет никуда не годится, что он не закончен, что его невозможно ставить рядом с портретом Ирины.

Произведения Жени-близнеца для тринадцатилетнего мальчика были безусловно удачны, но ещё слишком по-детски неумелы. Их решили не выставлять.

— Рано, дорогой. Учиться надо ещё лет десяток, тогда станешь художником, — попробовал его утешить Номер Первый.

Мальчик молча опустил свою чёрную голову. Он сознавал, что старик был прав.

— Осенью поеду в Москву — поступать в Художественное училище, — неожиданно объявил он.

Жители Золотого Бора и района — служащие учреждений, рабочие фабрик, колхозники, домашние хозяйки, учителя и школьники — приходили на выставку, восхищались портретом, внимательно слушали рассказы дежурных пионеров о трагической судьбе Ирины Загвоздецкой и её возлюбленного крепостного художника Егора Спорышева. И все посетители одновременно любовались этюдами Ларюши, который так прекрасно и правдиво изобразил их любимую родную реку.

Конечно, рядом с портретом эти этюды были очень скромны, но в них угадывалась верная кисть будущего мастера. И я и Номер Первый простили Ларюше его не слишком энергичное участие в поисках портрета. От всей души нам хотелось ему пожелать стать большим, настоящим художником, певцом нашей реки, нашей природы и всей нашей жизни.

Из Любца примчались три автобуса, переполненных желающими посмотреть найденный портрет — будущий самый ценный экспонат их музея. Приехали: Номер Второй — заведующий музеем, Номер Третий — директор школы. Из своего музея прибыли, проклиная пароходные порядки, Номера Седьмой и Пятый.

Номер Второй объявил Ивану Тихоновичу, что статью о портрете и о голубых георгинах он отсылает в московские газеты и в «Огонёк». Узнав об этом, Иван Тихонович без колебаний подарил музею в Любце кокошник и азиатский платок.

<p>Заключение </p>

Тычинка и Роза Петровна вернулись в Москву, а Номер Первый с Майклом уехали в Любец. Мой отпуск был на исходе, у ребят кончались каникулы.

В последний раз мы собрались в Доме пионеров. Всем нам было чуть-чуть грустно. Не пришла только Люся. Ларюша у неё на квартире ежедневно по двенадцать часов подряд писал её портрет. Какой выходит портрет, никто не знал: художник упорно не показывал его никому.

Я принёс письмо Миши. Кроме первого экзамена по русскому письменному, на остальных он получил одни пятёрки и, набрав двадцать восемь очков, поступил на первый курс геологического факультета Московского университета.

В своём письме Миша передавал большой привет золотоборским пионерам и предлагал им будущим летом вместе участвовать в походах за минералами.

Магдалина Харитоновна подсела ко мне, держа наготове свой изрядно потрёпанный за время походов голубой альбом ВДОД.

Перейти на страницу:

Похожие книги