Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

Действительно, они верно служили родине, служили по-солдатски — били захватчиков там, где настигали, били умело и эффективно. Отборные части гитлеровцев, нашедших свою смерть под Монте-Кассино, уже не смогли появиться ни на каком фронте, уже не смогли хозяйничать в оккупированной Польше, не смогли убивать в Варшаве. В то время каждый убитый гитлеровец был нашим шагом вперед, к победе, означал помощь нашей страдающей родине. Но победы, мерой которых является только число убитых противников, не самые лучшие. Когда пехотинцы польских дивизий двигались горными тропами по склонам Призрака и Головы Ужа, считая метры, отделявшие их от хребта, за которым, к сожалению, их ожидал следующий, еще более высокий, — там, на Востоке, на станциях Киверцы, Рожище и Клевань, выгружались последние эшелоны полков польской армии в СССР. Там перспективы измерялись километрами, но эти километры — уже немногочисленные — все еще отделяли от родной земли. Уже совсем скоро мерой эффективности солдатских усилий дивизий имени Костюшко, Домбровского, Траугутта, Килиньского должны были стать не только число «выведенных из войны» фашистов, но и названия польских деревень и местечек, не столь живописных, как итальянские, но зато своих, собственными усилиями спасенных от уничтожения, а позднее — километры земель, возвращенных Польше. Километры пути, ведущего к победе и миру, ибо в 1944 году, так же как в 1942—1943 годах, судьбы войны, вопрос о сроках ее окончания решались на Востоке. Здесь солдатские усилия не только достигали «исполнителей войны» — вражеских солдат, но и распространялись непосредственно на территорию и жизненно важные центры третьего рейха, необходимые ему для продолжения войны. Было очевидно, и события доказали это, что дорога на Берлин, к победе, а через Берлин и домой проходит здесь, и только здесь.

Такой, самый высокий смысл войны хотели видеть в своей битве солдаты 2-го корпуса:

«— Что необходимо для разгрома немцев?

— Вторжение.

— Что необходимо, чтобы сделать вторжение возможным?

— Открыть путь в Северную Италию, из которой можно будет эффективно бомбить военно-промышленные объекты в Австрии, то есть занять монастырь.

— Что нужно сделать для занятия монастыря?

— Обезвредить высоту 593.

— Кто занял высоту 593?

— Четвертый батальон.

— Кто командовал батальоном после смерти подполковника Фанслау?

— Майор Мелик Сомхиянц.

— Следовательно, кто выиграл мировую войну?

— Кажется, ясно»{40}.

Добродушная ирония этого рассуждения Мельхиора Ваньковича направлена, однако, не против ни в чем не повинного майора Сомхиянца, ополяченного львовского армянина, который, несомненно, решающим образом способствовал взятию монастыря. Она ударяет в нечто большее — в саму проблему «монастырь и польский вопрос».

Падение позиций на Монте-Кассино открыло путь на Рим. Союзники заняли Рим. И что же дальше? Немцы отступили к следующей горной цепи, заблокировали следующий проход между горами — а таких цепей было не менее десятка и в каждом таком проходе можно было держать неприступную оборону… 400 километров гор до реки По, за ней еще 200 километров до Альп, гор высотой три-четыре тысячи метров. И лишь где-то за Альпами, за Австрией — Германия… Впрочем, итальянский фронт никогда не дошел даже до предгорий Альп, и, по правде говоря, для бомбежки Австрии не нужны были эти близкие аэродромы. И уже вскоре после битвы на Монте-Кассино англичане и американцы начали думать о том, как бы вывести свои войска из апеннинского тупика, чтобы использовать их для вторжения во Францию и борьбы за нее.

А ведь в прошлом солдаты 2-го корпуса находились на расстоянии шага от важнейшего фронта этой войны, от битв, в которых решались судьбы войны, Европы и Польши. Как армия, они формировались в СССР. Они должны были — и сначала так и планировалось — идти на тот фронт, идти вместе с Советской Армией кратчайшим путем на родину. Они ведь хотели сражаться сразу, не оставаясь в бездействии в течение двух лет, пока гитлеровцы обескровливали их родину. Если бы их не увели с этого пути на другие тропки, красочные и экзотические, овеянные славой и легендой, весной 1944 года они оказались бы не за тысячи километров от родины, а в одном шаге от первых же польских деревень. Они сражались бы не за Рим, а за Варшаву.

Существует еще проблема ставки — человеческой жизни. Проблема жертвы разумной или неразумной, приносимой в порыве во имя родины или же с пониманием ее необходимости в интересах родины.