Сорок 2 дня (ЛП)

После недели изучения материалов, я пришла к выводу, что слова Блейка были истинной правдой — «Если ты это видишь в Википедии или общедоступных средствах массовой информации, значит, мы санкционировали эту информацию». Все, что я читала и видела о семье Баррингтонов было частью их имиджа, ложного имиджа. Они хотели, чтобы весь мир поверил в их фиктивную биографию, якобы, что они собственноручно создали все сами, и делали все, чтобы заявить о своей семье, как великой династии, которая потеряла большую часть своего богатства и влияния. Этот имидж создавал картину благородной, безвластной семьи, которая ревниво охраняла свою частную жизнь.

Потом я наткнулась на Youtube на видео с отцом Блейка, на котором он выглядел совершенно по-другому, у него не было того ледяного взгляда, когда он хотел произвольно отослать меня в туалет, чтобы поговорить с сыном. Наоборот, он выглядел скромно и хорошо воспитанно, в очках в металлической оправе и дорогом кашемировом пальто, и он очень беспокоился о мировой экономике. Его высказывание заключалось в следующем: меры жесткой финансовой политики должны быть внедрены во всем мире и тогда только любые меры по реабилитации достигнут успеха. Его волосы посеребренные сединой делали его похожим на какого-то дедушку, но, внимательно наблюдая за ним, я почувствовала холодную дрожь, пробежавшуюся вверх по моему позвоночнику, от его трансформации.

Со своей великодушной ролью он справлялся легко и великолепно. Если бы я не видела ледяного высокомерия его отца, когда эти голубые глаза унижали меня, я бы никогда не поверила, что эти двое мужчин были одним и тем же человеком, это и есть улетучивающиеся доверие, о котором предупреждал Блейк, что ничего в его мире не кажется таким, как в моем. И с этим я столкнулась, когда начала поиск через пиратские сайты, которые кишели «информацией».

Баррингтонов обвиняли во всем — от секретного начала американской Гражданской войны в целях захвата кредитно-денежной системы, ввергшие Американский банк в панику 1907 года, одурачивание Конгресса с одобрения ФБР в 1913 году, до финансирования большевиков и Гитлера. Они даже обвиняли их в том, что они приложили руку к убийству Кеннеди. Я сдалась через некоторое время.

Была одна вещь, которую эти сайты говорили правильно, отказываясь верить в сказку, что династия Баррингтонов приходит в упадок и члены семьи даже не состоянии войти в список богатых людей Forbes. Они рассматривали Баррингтонов, как одну из тринадцати старинных семей, которая путем сложной схемы владеющих офф-шорных компаний, контролировала все долги всех стран. Они были мульти миллиардерами в квадрате и истинными правителями правительств и международных организаций. Быть Баррингтоном означало быть современным Крезом, Мидасом двадцать первого века.

— Нормально, если Том постучится в вашу дверь в 10:00 утра? — спрашивает Лаура Арнольд.

В моей голове тут же появляется картинка засранного лифта и мне становится стыдно.

— Нет. Просто попросите его позвонить мне на мобильный, когда он подъедет и я выйду.

— Окэй. Хорошего дня, Мисс Блум.

Я благодарю ее и завершаю вызов. Как только я кладу телефон на обеденный стол входит Билли, ее глаза прищурены. Она идет к холодильнику, делает глоток апельсинового сока прямо из пакета и поворачивается ко мне с неулыбчивым лицом.

— Во сколько ты уезжаешь?

— Менее, чем через час.

— Хорошо, — говорит она.

— Что бы ты сделала, если бы была мной, Билл?!

— Я не знаю, потому что не знаю всех подробностей, правда ведь?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты взяла деньги и испарилась, не записки, не слов прощаний, пока он лежал в больнице в бессознательном состоянии, рискуя своей драгоценной жизнью, если ты мне сказала правду, чтобы спасти никчемную твою. Поэтому в его глазах ты выглядишь, как наихудшая разновидность охотницы за деньгами, да еще и шлюхи, которая когда-нибудь ходила по английской земле. Вместо нормального желания сплясать на твоих костях, он просто считает побег неудачным и не питает отвращения к тебе сейчас?

Я опускаю голову вниз, мне стыдно, что я не рассказала Билл всю правду.

— Ты права, он возненавидел меня, но я, словно зуд, который должен быть расчесан.

— Хм... что-то не так с этим объяснением тоже, если чесать зуд, то будет только хуже.

— Окэй. Он назвал это болезнью.

— Какого хрена, Лана. А в чем находишься ты сама?

Я закрываю глаза, получается только хуже.

— Подумай, Билл, это не так плохо, как кажется.

— Так сделай так, чтобы это выглядело лучше.

— Я не могу. Все, что я могу сказать, я должна это делать. Да, я оставила его, но я никогда не переставала желать его. Нет ни одного прошедшего дня, когда я не думала о нем и не тосковала по нему. Я не дура, я понимаю, что не смогу его иметь. Я все знаю, но эти 42 дня мои и никто или ничто не отнимет их у меня. Он хочет наказать меня, пусть. Пощечина от него лучше, чем ничего.