Сорочья усадьба

Он вспоминает про иголку, которую похитил у Хори Чио в Японии, и думает, что этот инструмент маори действительно украсил бы его коллекцию.

— О, в моей коллекции много таких предметов, — говорит Шлау. — Кое-что выторговал у маори. Кое-что нашел в заброшенных «па». Так у них называются погребальные пещеры. Это было не очень трудно. Кстати, вас интересуют кости?

— Кости? Смотря какие. Я бы хотел добыть для своей коллекции кости моа.

— А человеческие? Древних людей. У меня есть две мумии и много разных костей.

— Где вы их взяли? Из захоронений?

— Пришлось повозиться, не дай бог. Между прочим, радость коллекционера заключается еще и в том, что он может бесконечно рассказывать про свои находки, как вы считаете?

Генри становится неловко, он ерзает на своем бревне. Шлау сейчас рисуется перед ним, пытается поставить себя на одну доску с Генри. Пускай потешится, думает Генри.

— Вижу, вам не терпится рассказать, как вы все это добывали, сэр. Продолжайте, пожалуйста.

Шлау пускается в долгое и путаное повествование с многочисленными отступлениями, которые никак не связаны с его рассказом. Генри удивлен: скажи-ка, этот немец так немногословен, но стоит его раззадорить, становится даже болтлив. Он уже ловит себя на том, что постукивает подошвой и нетерпеливо кивает, когда Шлау начинает размазывать, то вспоминая про красивую птичку, которую он увидел по дороге, то, путаясь и сбиваясь, пересказывая биографию человека, не имеющего отношения к теме разговора.

Вкратце рассказ его сводится к тому, что, закончив набивать чучела для коллекции музея и успев как раз к торжественному открытию, Шлау отправился в путешествие по Северному острову. Там он втерся в доверие к некоторым местным фермерам, у которых останавливался, а также кое к кому из племени маори, с которыми фермеры его познакомили.

— Понимаете, эти маори, — пренебрежительно говорит Шлау, — они доверяли мне, потому что я не англичанин.

И голос его при этом противно дрожит.

У них он купил кое-какие предметы, и по хорошей цене, но когда стал задавать вопросы про заброшенные в окрестностях «па», спрашивать, можно ли туда наведаться, маори явно насторожились.

— Они говорили, что это «тапу». Вы знаете это слово?

Нет, Генри не знает этого слова, хотя догадывается о его значении.

— Это святое место, его нельзя трогать. Они говорили, что тот, кто нарушит «тапу», заплатит ужасную цену.

— Цену? — переспрашивает Генри.

— Да, собственной жизнью. Ну, конечно, для суеверных маори этого достаточно, чтобы носа туда не совать, но такого человека, как я, это не остановит.

И вот Шлау решил нанести визит мертвым один, но случайно спугнул стаю речных птиц, и маори что-то заподозрили и стали прочесывать территорию. Чтобы спрятаться от них, он взобрался на дерево, а Брут залег в подлеске. Ему пришлось ждать до самой ночи, он знал, что маори с суеверным страхом относятся к темноте.

В захоронениях он добыл много драгоценных артефактов, которые, по его словам, просто валялись рядом с мертвыми телами — подходи и бери. Набрал и спрятал в лесу кости скелетов, в том числе несколько черепов и украшенную резьбой берцовую кость, а в ранец уложил найденные орудия труда и оружие, собираясь на следующий день, чтобы как можно скорей избавиться от улик, отправить все пароходом. Еще он отпилил вырезанную из дерева голову татуированного вождя со столба у одного из захоронений, тщательно собрав и выбросив в реку опилки.

Но на следующее утро его разбудил фермер, у которого он остановился. Из ближайшей деревни маори к нему явились вождь с колдуном и высказали перед смущенным фермером свои подозрения. Они попросили проверить сумку Шлау, но тот успел подготовиться. Как-то раз фермер случайно рассказал ему об одном поверье маори, будто бы ящерицы, а также некоторые насекомые являются защитниками мертвых, и маори их очень боятся. В жестяные банки для образцов он набрал пауков, сороконожек и ящериц, положил их в ранец, а потом незаметно открыл их, и кое-что из содержимого упало прямо под ноги колдуна. Насекомые поползли по нему, и оба маори в страхе бежали. Разъяренный фермер немедленно выгнал Шлау из дома, но немец был доволен своей добычей и отправился себе дальше.

— Вот вам результаты только одной экспедиции, — говорит Шлау. — Черепа, красивая берцовая кость и деревянная голова принесли мне кругленькую сумму, и с тех пор я не упускаю возможности разжиться подобным образом.

Генри потрясен рассказом о жульнических аферах этого человека, но вместе с тем не может не восхищаться его находчивостью. Возможно, он его недооценивал. Как раз таким хитрым и коварным и должен быть честолюбивый коллекционер, если хочет достичь успеха, особенно это касается артефактов, сделанных руками человека. Но для Генри понятия чести — не пустой звук. Ему было бы стыдно рассказывать подобную историю про себя, и он прямо говорит об этом Шлау.

Немец пожимает плечами.

— Вы так считаете? Ну, это ваше личное мнение.

Он с жалостью смотрит на Генри, и тот видит, что в глазах его испаряются последние остатки уважения к нему.

Розмари