После роспуска исторического отдела с осени 1959 года Гальдер по просьбе главнокомандующего США в Европе остался «старшим консультантом» при «группе исторических связей» армии США. Вместе с бывшими генералами Филиппи и Рюдтом фон Колленбергом он пополнил в это время комментарии к своему собственному дневнику. В конце июня 1961 года он завершил эту работу и в возрасте 77 лет окончательно уединился в Ашау. В качестве благодарности американского правительства за многолетнее лояльное сотрудничество Гальдер получил 24 ноября 1961 года от главнокомандующего войсками США в Европе «Meritorious Civilian Service Award», высшую награду, вручаемую США иностранным гражданским служащим. Два года спустя он стал почетным членом «Общества Клаузевица», объединения офицеров генерального штаба в Федеративной Республике. Его 80-летний и 85-летний юбилеи 30 июня 1964 и 1969 года были с почетом отмечены в военно-научных журналах и в немецкой прессе.
2 апреля 1972 года Гальдер умер на 88-м году жизни, окруженный близкими, в Ашау. Похороны «последнего начальника генерального штаба старой закалки, который всегда чувствовал себя хранителем великого наследства Мольтке», как сказал в прощальном слове Хойзингер, состоялись со всеми военными почестями в Мюнхене.
Заключение
Когда президент США Джон Ф. Кеннеди в ноябре 1961 года узнал о присвоении Гальдеру американской награды за гражданскую службу, он нашел это странным и потребовал подробного обоснования; как никак получивший высшую награду США был начальником генерального штаба Гитлера. В конце концов Кеннеди согласился с этим решением, так как считал, что «хороший человек остается хорошим человеком», даже если раньше он был врагом.
Этот эпизод проливает короткий, но характерный свет на двойственную оценку Гальдера в глазах общественного мнения, политиков и историков. Насколько шатким было мнение сразу после 1945 года о личной позиции начальника генерального штаба в нацистское время, выяснилось в ходе процесса палаты по денацификации в Мюнхене. Это проявилось также в первых публикациях современников из кругов сопротивления после 1945 года, которые, как, например, Ганс Берндт Гизевиус в 1947 году, ставили ему в вину несостоятельность и серьезные политические заблуждения.
Между тем сопричастность вермахта к преступлениям нацистов и частичное совпадение целей военного командования и нацистского руководства доказаны историческими исследованиями на основе сохранившихся источников точнее, чем это было возможно в сороковые и пятидесятые годы; благодаря этому решительно изменился образ Гальдера и его оценка. Мнение о его роли в военном сопротивлении Гитлеру, как стратега военной оппозиции, и в осуществлении преступных приказов теперь более дифференцировано и критично, чем в первые годы после падения Третьего рейха. Возможно, этот прогресс исторических знаний объясняет нам более полно, почему Гальдер сам усложнял себе жизнь, объясняя свое отношение к национал-социализму как колебания между сопротивлением, приспособлением и разочарованием. Иначе он мог бы сам упрекнуть себя в том, что не избавил возглавляемые им войска от того, что приводило многих порядочных солдат на Восточном фронте к тяжелым конфликтам совести, то есть от того, чтобы они «прислуживали подручным палача».
Гальдер отказался отвечать на вопрос о его политической вине; это потребовало бы открытого обсуждения его роли как начальника генерального штаба Гитлера. Для этого раскрепощающего шага ему явно не хватало сил. Он не хотел применять к себе категории моральной и уголовной вины. Поэтому он по субъективной оценке признал себя лично невиновным. В силу своего воспитания и образования Гальдер не был готов к тому, чтобы отношениями взаимного доверия между офицерским составом и государственной верхушкой так цинично злоупотребляли в нацистском государстве и так упорно использовали для идеологических целей. В доверительной переписке Гальдер признал, что было ошибкой, начиная с 1933 года, «пойматься» на военно-политические цели и представления Гитлера и что он «совершил в этой области тяжелые ошибки». Это признание подняло его над многими офицерами, товарищами по службе. Однако он считал, что вопрос о его личной вине не следует выносить на обсуждение общественности. Поэтому после 1945 года он сконцентрировал свои усилия на том, чтобы работой в историческом отделе американцев еще раз доказать высокие профессиональные качества немецких офицеров генерального штаба. Однако тем самым он ушел от ответа на главный вопрос об ответственности и несостоятельности военной командной элиты в Третьем рейхе. Для него важнее было доказать ответственность военных руководителей перед доверенными им солдатами — именно в период тотальной войны.