Заставляю себя занять вертикальное положение, несмотря на всё сопротивление тела. Оно никак не хочет покидать кресло, и самое простое усилие отзывается новой волной боли на месте сердечной мышцы. Судя по тому, что всё вокруг заляпано моей кровью, а в броне имеется солидный прокол, меня чуть не зарезали как свинью. Прямо во сне.
Незнакомец выпрямляется и впивается в меня немигающим взглядом. Его зрачки вспыхивают золотом, и реальность будто плывёт, дёргается, выцветая по краям.
Всё ещё плохо соображая от боли и слабости, я не сразу понимаю, что происходит. А когда осознаю — становится слишком поздно. Псионика убийцы уже запустила свои щупальца в мой разум, оплетая сознание липкой паутиной лжи.
— Всё в порядке, приятель, — проникновенно шепчет незнакомец, сверля меня гипнотическим взглядом. — Ты всё не так понял. Я на твоей стороне. Не стоит драться со своим лучшим другом.
Голос журчит, струится, просачивается в каждую клеточку моего мозга. Такой убедительный, такой искренний. Разве можно ему не верить? Я чувствую, как истончается моя воля, как слабеет контроль над собственным разумом. Это даже не больно. Просто сладкая патока, заливающая сознание тягучим наваждением. Я почти готов поддаться, опустить руки, смирившись.
— Ну же… Не упорствуй. Зачем всё это? — настойчиво цедит зеленокожий упырь, подступая ко мне.
На самой задворках разума, вспыхивает крохотная искра.
— Возьми револьвер, — шелестит вкрадчивый голос, заполняя каждый закоулок разума. — Направь его на себя. Давай же, ты хочешь этого. Ты жаждешь покоя, избавления от боли. Смерть — это милосердие. Ты его заслужил…
Мысли отравлены ядом повиновения. Рука дёргается, против воли тянется к бедру, где в кобуре притаился Бутон. Пальцы подрагивают, будто кто-то невидимый взялся за запястье, подталкивая, направляя. Из груди рвётся сдавленный хрип, пот заливает глаза.
— Ну же, будь хорошим мальчиком, — мурлычет болтливая мразь, впиваясь взглядом в моё перекошенное лицо. В жёлтых глазах пляшут отблески безумного веселья. — Сделай это. Избавь себя от страданий. Один короткий миг — и всё закончится…
Обрывки чужих вязких, липких мыслей закрадываются в сознание, просачиваются сквозь трещины
Пальцы смыкаются на рукояти револьвера. Ладонь скользит по металлу, лаская, точно любимую женщину. Оружие будто само прыгает в руку, ложась как влитое.
Холодный ствол упирается в висок, посылая по коже волну мурашек.
Лишь благодаря пассивной способности я не верю сладким речам, пытаюсь не поддаться магнетизму лживого языка. Передо мной враг. Коварный, опасный, привыкший добиваться своего любой ценой.
С рыком повышаю
— НЕТ! — нечленораздельный рык рвётся из груди.
Из последних сил отшвыриваю от себя револьвер, и тот с жалобным звяканьем отлетает в сторону.
Почти сразу же психический барьер вновь прогибается под чужим напором. Защитная способность трещит по швам под градом бесплотных атак. Изнутри черепной коробки будто вворачивают раскалённые иглы, но я держусь. Непокорно, на одном только бешеном упрямстве, цепляясь за остатки своего «я». Сдаться, уступить внешнему давлению — всё равно что подписать себе смертный приговор.
— Упрямый сукин сын… — цедит враг сквозь зубы. Его лицемерная улыбка превратилась в кривой оскал, глаза полыхают раздражением. — Как скажешь… Не хочешь по-хорошему, тогда давай по-плохому!
Он напрягается, и реальность взрывается чудовищной болью. Кажется, будто пылающие стержни вонзились в виски, прожигая плоть до кости. Зрение меркнет, распадаясь на осколки. Сознание захлёстывает ослепительно-белый шторм. Кровь течёт из носа, из ушей, застилая зрение алой пеленой. Каждый удар сердца отдаётся барабанным громом в висках.
Из последних сил цепляюсь за ускользающий рассудок. Мысленно сжимаюсь в комок, собираю всё, что осталось — всю свою волю, всё упрямство, всю ненависть. Закрываюсь, как за щитом, вжимаюсь лбом в пол. Упал на колени и не заметил.