Соперницы

Было ей в то время восемнадцать лет, и оттого что она была бела кожей и, точно резиновый пупс, кругла и упитанна, то, пользуясь особой любовью гостей в возрасте, сразу стала очень занята на приемах. Даже с трудными гостями, которым обычные гейши никак не могли угодить, Кикутиё справлялась на удивление успешно. В чайных домах, где она бывала, её почитали за сокровище, говорили, что другой такой девушки нет и ставили очень высоко, однако гейша прежней закваски Дзюкити и её старик Годзан очень скоро разочаровались в Кикутиё, и только между собой они порой дивились — ну и девчонки нынче пошли! Ведь сколько ни учили они Кикутиё тому, как сглаживать шероховатости на банкете, как проявлять учтивость по отношению к старшим гейшам, — эта наука до неё не доходила. Чудаковатый и педантичный старик Годзан говорил даже, что нужно отдать Кикутиё куда-нибудь в другой дом, поскольку не к чести их заведения держать гейшу, все искусство которой прислуживать у изголовья. Однако пусть Дзюкити и мучилась порой с Кикутиё, всякий раз, когда наставал момент проститься, она все же не решалась отпустить гейшу, которую так охотно приглашают. Во всяком случае, вечно занятая Дзюкити сама давала Кикутиё уроки музыки, стараясь обучить её хотя бы ремеслу. Помогло это или нет, но через год-другой та начала понемногу постигать, что значит быть гейшей, у неё появилось несколько весьма достойных покровителей. А вот сегодня — закономерный итог: Кикутиё стала настоящей артисткой и смогла исполнить вторую партию в музыкальном сказе «Кукловод».

Однако же в отличие от Комаё, которую с юных лет готовили к её будущей карьере, Кикутиё осталась совершенно чужда общему для всех гейш стремлению держаться независимо и гордо. Поэтому она не делала различий между стариками и юнцами, неряхами и щеголями. Все они были для неё на один манер: всякий гость и всякий мужчина, напившись допьяна сакэ, ведет себя как грубое животное. Не то чтобы она обдуманно вынесла такой приговор, просто она с самого начала так это себе представляла. Она не видела в этом ничего особенно неприятного, грязного или непристойного, но, разумеется, и наоборот, не видела ничего хорошего. Со стороны ей казалось обычным делом все то, что считали тяжким и несносным не столь крепкие, как она, женщины. Порой она вела себя так, словно сама первой себя предлагала, притом с большой охотой, поэтому молва закрепила за ней репутацию отчаянной распутницы.

У мужчин эти слухи возбуждали повышенный интерес. Долетела молва и до Ёсиоки, поэтому не будь Кикутиё и Комаё гейшами из одного дома, он бы, пожалуй, занялся женщиной, о которой говорят такое. Теперь сдерживаться не было причины, поскольку именно эту женщину он наметил орудием, желая уязвить Комаё.

Ёсиоке было не до того, чтобы дожидаться окончания концерта гейш, а мелодия пляски Ясуны тем временем уже вернулась к обычному, размеренному ритму:

Коль видели её, скажите мне! -

В безумии он мечется и рвется,

Прижав к груди любимой одеянье…

Наконец последовал резкий удар колка по струнам — вместе с этим звуком Ёсиока, не помня себя, вскочил с места.

11 «ХРИЗАНТЕМА И КИТАЙСКИЙ МИСКАНТ»

Настало утро после благополучного завершения осеннего концерта гейш, все три дня проходившего при полном зрительном зале. В Симбаси, квартале гейш, где из года в год с раннего утра в каждом доме слышались звуки сямисэна, лишь сегодня вдруг настала тишина. В этот день никто не пошел на уроки музыки или танца. От улиц Компару, Накадори и Ита-Синмити и до перекрестка Сигараки-Синмити на противоположном конце квартала вся округа как-то притихла, словно квартал Симбаси устал после праздника. Однако молодых гейш настораживало то, что время от времени по улицам небольшими группами проходили с озабоченным видом распорядительницы и пожилые именитые сестрицы. Ведь даже на первый взгляд это свидетельствовало не столько о последних хлопотах в связи с минувшим праздником, сколько о каких-то новых, недавно возникших заботах и тревогах.

Всякий раз, когда приходит черед неприятностей и треволнений, они достаются старым гейшам квартала. Однако гейши не столь хитроумны, как политики, и не прибегают к уловкам, чтобы раздуть скандал и воспользоваться им в своих собственных интересах, — пожалуй, члены парламента уступают гейшам в благородстве.