Боже, как он ненавидел эти слова! Она всегда так говорила, когда ему хотелось, чтобы мать осталась с ним дома. «Не будь ребенком, Николас», - смеялась она, целуя его в щеку, и уезжала с каким-нибудь мужчиной в Палм-Бич, Нью-Йорк, Париж, Лондон или Рим.
Когда она вышла замуж за Моргана Гейнора, Ник уже не просил ее остаться дома. Это уже не имело значения. Морган всегда был рядом с Ником и Фредди. Нику до сих пор стыдно, что мать изменила такому достойному человеку. Но его волновал и другой вопрос: почему Гейнор допустил это?
Со временем, когда Ник подрос, они с Морганом обсуждали все возможные проблемы, однако никогда не касались этой темы.
Элен поднялась, и кровать скрипнула.
- Фредерик сказал, что ты на грани нищеты.
- У него слишком длинный язык.
- В глубине души он волнуется за тебя, и я тоже. - Она прошла через серебряный лучик, которому удалось все-таки пробиться в комнату. Она была по-прежнему стройная, как девушка.
- Ты теряешь лучшие годы жизни. Для тебя есть отличная работа на студии, я уже обо всем договорилась. Ты будешь работать вместе с Винсентом Тенди. Разве тебе это не нравится?
Не нравится? Работать с одним из лучших директоров Голливуда! Трудно устоять перед таким искушением.
- Я не хочу иметь работу, которую в знак благодарности дает мне любовник моей матери.
- Почему нет? Тебе надо побыстрее принять решение, потому что Винсент уже не молод, и сердце у него уже не такое, как было раньше.
- Полагаю, остальные органы у него в рабочем состоянии?
- С этим все в порядке, дорогой.
Ник прямо крякнул от отвращения.
- Какого черта тебе от меня надо, мама?
- Я хочу, чтобы ты принял работу, которую предлагает тебе Винсент. Он мне кое-чем обязан, и сейчас как раз представился случай вернуть долг. Тебе эта сделка тоже полезна. Я знаю тебя, Николас, лучше, чем ты сам, и понимаю, что тебе нужно.
Этому обольстительному голосу из полутьмы трудно было отказать. Ник подошел к окну и сквозь щелку между шторами увидел сад.
- Сделай это для меня, Николас.
Ник распахнул шторы, и в комнату ворвался солнечный свет.
- Господи! - воскликнула мать, вздрогнув от неожиданности. - Зачем ты это сделал?
- Чтобы ты не сбила меня с толку, - обернулся к ней Ник.
Мать по- прежнему была красива, но кожа вокруг глаз выдавала ее возраст.
Она снова сделала перестановку, хотя характер интерьера совершенно не изменился и спальня осталась все такой же типично женской. Толстый мех, покрывавший огромную кровать с балдахином, сдвинулся, когда Элен встала, и из-под него высунулись бледно-зеленые простыни. Французский диван и стулья, стоявшие у окон, были заново обиты парчой, в которой преобладали зеленые тона, гармонирующие с обоями в цветочек. Неизменным остался только старинный ковер.
- Забавно, как этот старый ковер ухитрился задержаться здесь, - заметил Ник.
- Ну, право же, Николас, ты ведешь себя как ребенок.
«Это, - подумал он, - пожалуй, верно».
- Мам, мне надо идти.
- Подожди. - Она грациозно встала и направилась к высокой карлтоновской конторке.
- Зачем?
- За этим. - Она открыла верхний ящик и достала чек.
Ник посмотрел на сумму. Ее как раз хватало на то, чтобы заплатить за квартиру и машину.
- Как ты узнала?
- Фредерик провел для меня небольшое расследование.
«Маленькая вошь! Наверное, испугался, что я попрошу деньги у него».
- Можешь передать от меня Фредди…
- Да?
- Вот это.
Ник разорвал чек и бросил обрывки на ковер.
Горничная встретила Ника на лестнице и, провожая до дверей, вытерла глаза носовым платком. Он остановился и повернул ее к себе.
- Что случилось?
Девушка заплакала, и Ник не заметил, как обнял ее.
- Ну, ну, не все так плохо. Расскажи мне, что произошло.
- Джеймс Дин. Он умер, - выдавила она, захлебываясь слезами. - Об этом было… в газете.
- Что?
- Вчера он погиб в автомобильной катастрофе.
И зарыдала еще сильнее.
- Николас, - раздался сверху голос матери. - Что ты делаешь с моей горничной?
Девушка отпрянула от него и через секунду исчезла в другом конце дома.
- Ничего, мама. Я ухожу.
Сев в «корвет», он не стал сразу включать мотор. Джеймс Дин был новым идолом, подражателем Брандо. Через три недели на экраны должен выйти его второй фильм. Может, он и представлял собой что-то, а может, и нет. Никто уже никогда не узнает, а через год о нем забудут.
«Это еще раз доказывает, - думал Ник, включая зажигание, - что нельзя ничего откладывать на потом. Другого шанса может и не быть».
Покинув дом матери и оставив позади лесистые холмы Бел-Эйра, Ник вдруг почувствовал странное облегчение. Он повернул на Сансет и потянулся было к радиоприемнику, но опустил руку. Он не хотел слышать о смерти Дина, который умер таким молодым. Сколько ему? Двадцать три? Двадцать четыре? Ник видел его раза два, когда тот проезжал по голливудскому бульвару на своем серебряном «порше».