Соперник Византии

В 913 году при встрече под стенами Константинополя, а потом уже во дворце Симеону дано было право называться василевсом болгар, и предусматривался брак между Константином Багрянородным и одной из дочерей Симеона. Этот династический брак (а он заключался даже 5-6 летними детьми) мог дать Симеону титул василиопатора, то есть соправителя императора. Но произошли неожиданные события, зачеркнувшие надежды Симеона. Вернулась из ссылки мать Константина Багрянородного императрица Зоя и объявила договор 913 года недействительным. В ответ Симеон разгромил под Ахелоем византийскую армию во Фракии, затем подчинил Сербию, союзницу Византии, и вторгся в Грецию, взяв город Фивы. Однако и эта угроза не принесла должного эффекта. Начальник военного флота империи армянин Роман Лакопед захватил власть в столице, отстранил Зою и обручил свою дочь с Константином. Он получил титул василиопатора, а потом короновался как соимператор юного государя. У Симеона оставался только один путь к достижению поставленной цели - война. В 927 году хорваты в союзе с византийцами нанесли поражение болгарскому войску, это нелепое поражение подорвало здоровье Симеона, и он скоропостижно скончался. Однако авторитет Болгарии на международной арене стал очень велик, ибо он расширил территорию государства на юге, юго-запада и западе страны. Следующим правителем Болгарии стал сын Симеона Петр II, с которым встречалась Великая русская княгиня Ольга.

2. Византийское посольство на Русь

Ольга просыпалась раньше, чем запоют петухи. Подходила к окну и оглядывала округу вплоть до Днепра, светящегося в белой дымке тумана неровной серой лентой, крапленой черными точками рыбацких судов. Потом появлялось привычное, но любимое ею зрелище прямо внизу на заборе напротив почивальни. Вначале слышался хлопот крыльев, как бы предшествующая разминка, потом на столб взлетал красно-черно-золотистый петух - красавец, глашатай нового наступившего дня. Он гордо прошагивал до следующего столба, постукивая клювом по древесине и издавая глухие звуки, как бы покашливая и прочищая глотку, потом, взлохматившись и надувшись, бросал в воздушное пространство первую продолжительную и величественную ноту, прислушиваясь, будто оценивая ее, и начинал серию не менее звучных и торжественных звуков. Ясно, что он будил свою округу, и голос его на Горе слышен был аж на Почайне, поддержанный тысячами других голосов.

Ольга ныне не стала дожидаться конца выступления любимого петуха и наблюдать за следующим поведением в его утреннем концерте, потому что приметила стоявшие византийские высокомачтовые и весельные хеландии и поняла, что прибыли греки. Она сразу решила идти к сыну. Накинув платно, она прошла по терему к Святославу, но его не было в комнате. Она увидела его во дворе, шагающего со Свенель-дом к большим воротам, которые тут же отворились, пропуская самых знатных людей на Руси. Они вышли к крутому месту Горы, откуда хорошо просматривалась река, о чем-то побеседовали и разошлись. Князь в терем, Свенельд к мосту и далее к Боричеву ввозу. Ольга дождалась Святослава и первым делом спросила, когда прибыли ромеи.

- В полночь, - ответил Святослав, - но еще вчера я знал, что они в пути. А нынче я жду посла.

- Будь осторожен и сразу не давай никаких обещаний, -сказала она сыну, и он скептически улыбнулся, но, несмотря на это, она добавила, - учти, я императору Роману уже отсылала 600 воев, сейчас другой император, Никифор Фока, этот из полководцев. Греки просто так послов не посылают. Им что-то нужно. Вначале разберись, потом обсудим.

С грохотом опустился мост. В обе стороны потекли потоки пеших и конных, груженые обозы и с гулом телеги порожние, со скрипом и плеском бочки с водой, с бранью, криком, приветствием и ржанием лошадей. Начался обычный трудовой день... И вот показались всадники посреди моста, оттесняющие людей в разные стороны, а за ними коляска с греческими послами. Когда патрикий Калокир вышел из коляски, оглянулся, то прежде всего в глаза бросился величественный идол Перуна, одетого в доспехи с щитом и палицей в руке, смотрящего на Днепр красными горящими рубиновыми глазами... И Калокир подумал: «Это не беспомощный лик Христа, а жестокий воин».