- Слава Сварогу - земному покровителю сия!
- Слава! - повторили волхвы.
- Слава Дажьбогу - праотцу нашему!
- Слава!
- Слава Перуну, что вдохновляет нас на битвы и охраняет от супостатов!
- Слава! - повторили волхвы.
- Слава матери нашей Макошь, что птицей Сва является нам, и Велесу, скотьему богу - кормильцу и благодетелю! -воскликнул Богумил, и сотни голосов повторили:
- Слава, слава, слава!
Славяне умели славить своих богов, потому они и славяне, что чтили и возносили признание им.
Нет, не было на Руси, может быть, и в мире такого разнотембрового голоса, каким обладал Богумил, не напрасно прозванный Соловьем. И вот он запел трубным голосом:
И вдруг продолжил мирным спокойным голосом:
И вдруг дискант, тонкий, светлый, обворожительный голосок. Такое умение Богумила менять тембр голоса в народе называлось Божьим даром:
- Слава всем богам нашим! - вскинув руки к небу, заключил Богумил-соловей. И трижды отвечал ему огромный хор присутствующих:
- Слава! Слава! Слава!
Князь вытащил из кошеля три золотые монеты и кинул в костер. Богумил-соловей снял с себя знак Сварога, и, приблизившись к Святославу, надел ему на шею. Отныне всеми духовными делами в войске ведал князь.
- А теперь, Всевышний Боже, прими требы от воинства и людей Руси, - распорядился Богумил.
Тушки птиц, ягнят, караваи хлеба, зерно разных сортов, даже фрукты - все это укладывалось в жертвенник и рядом с ним.
По очереди запели волхвы, каждый вознося хвалу богу, которому служит и имя которого возглашает прилюдно. Запахло жареным и горелым, и как только последний волхв пропел свою коляду, люди стали расходиться. Но основная масса потянулась к княжьему терему, где на обширном дворе уже были установлены столы с питьем и яством. Кияне собрались на прощальный пир с Великим князем Руси Святославом.
После ухода Святослава на Русь градоначальником Переяславца стал Улеб, а крепости Доростола был назначен Волк. Казалось, город-крепость жил своей жизнью, и многие жители его как бы привыкли, смирились с тем, что войско русов непременно присутствовало в городе, хотя лагерь был расположен за кремлевскими стенами, в поле. Но город с каждым днем становился многолюднее. Сюда беспрепятственно входили многие толпы людей, беженцев из других городов и сел, появилось много монахов, что селились в части женского монастыря и заполняли единственную церковь, вдруг ставшую приютом бесчисленных прихожан. Во время службы нельзя было протолкнуться вовнутрь, и большая часть людей довольствовалась обширным двором, где по краям его сидели калеки, больные и убогие. Христиане, что были в войске, не могли войти в церковь, особенно по праздникам, и речи, какие текли с амвона*, им были недоступны. Но когда кончались проповеди, болгары выходили возбужденными и кто с презрением, а кто с ненавистью смотрели на русов. Первыми встревожились сами болгары, которые вступили в русское войско. Пришел комит Вузила, что начальствовал над болгарами, небольшого роста, но широкоплечий, с нависшими густыми бровями и с такими же усами, висящими по краям рта, грузный, похожий на шкап, но ловкий в бою. Он сел возле Волка и молвил:
Амвон - возвышение перед царскими воротами в церкви.