Соотношение сил

Бездетная одинокая Настасья Федоровна усыновила Илью в девятнадцатом в Петрограде, после того, как его родная мать умерла от тифа. Отец погиб раньше, в Первую мировую. Настасья когда-то работала кухаркой в их доме. Все, что осталось у Ильи от прошлой жизни, – отчество Петрович и акварельный портрет матери. Он висел в спальне на Грановского. Написал его отец в августе четырнадцатого, за несколько дней до ухода на фронт.

Настасья спасла жизнь барскому дитяте и подарила кристальное пролетарское происхождение. Кухаркин сын Илья Крылов легко поступил в МГУ на отделение внешних сношений факультета общественных наук, потом в Институт красной профессуры, оттуда его взяли на работу в Институт марксизма-ленинизма. Дальше по сверкающей карьерной лестнице кухаркин сын поднялся до немыслимых высот. Никто, кроме них троих – Настасьи, Ильи и Маши, не знал этой тайны.

За городом давно сошел снег, бледное весеннее солнце мелькало сквозь верхушки елок, мимо плыли темные поля, ивы тянули голые длинные ветки к спокойной речке Серебрянке. Вода мягко бликовала, будто улыбалась, проснувшись после долгой зимней спячки. Лицо обдувал свежий влажный ветерок из открытого окна. На повороте, в кроне древнего дуба, Маша заметила несколько птичьих гнезд. Перед самыми воротами дорогу перебежала белка, молнией взлетела по сосновому стволу и скрылась в колючей кроне.

Настасья вышла за калитку на звук мотора в оренбургской шали поверх фланелевого платья, стояла посреди дороги, выпятив пузо, скрестив на груди руки.

– Может, не будем пока говорить ей? – спросила Маша.

Она не то чтобы побаивалась Настасьи, просто не могла с ней долго общаться. У Настасьи был заскок: Машуня слишком тощая, ничего не ест и с этим надо что-то делать. Каждая семейная встреча превращалась для Маши в сражение за право оставаться собой. Настасья накладывала ей в тарелку горы картошки, пихала в рот свои пышные пироги. Доводы, что у Маши профессия, при которой нельзя полнеть, Настасья встречала презрительным фырканьем. Илья вмешивался только в крайних случаях, когда мамаша повышала голос, а Маша выходила из-за стола.

– Если она узнает, сведет меня с ума. – Маша покосилась на Илью. – Заставит жрать как на убой.

– Ну-ну, перестань, – добродушно пробурчал Илья, – просто ей обидно, когда ты пренебрегаешь ее шедеврами. Для мамаши стряпня – профессия и творчество, как для тебя танец. Каждый ее очередной пирог вроде твоего фуэте или кабриоля. От маленького кусочка ничего с тобой не случится. Главное, попробовать и восхититься.

Они подъехали совсем близко. Рядом с мощной Настасьей возник Евгеша в телогрейке, новоиспеченный муж, бывший сосед по пресненской коммуналке. Он был ниже нее на голову, притопывал огромными кирзовыми сапогами, указывал маленькой ручкой на приближающийся автомобиль.

– Кот в сапогах. – Маша хмыкнула. – И где только раздобыл такую красоту?

– Настасья купила, видно, на вырост. – Илья остановил машину.

– Не будем говорить! – твердо повторила Маша.

Илья в ответ молча пожал плечами.

Дальше все шло как по-писаному. Медвежьи объятия мамаши, басовитые восклицания:

– Сынок, вот уж не чаяли мы такой радости! Машуня, батюшки мои, ну совсем исхудала! – Мамаша втянула щеки, вытаращила глаза и произнесла свое коронное: – Скелетина!

Евгеша светски побеседовал о погоде, чинно пожал гостям руки. Илья открыл багажник. При виде пакетов с гастрономическими роскошествами мамаша заохала:

– Сынок, ну ты прям весь свой распределитель приволок!

В доме Настасья притихла, деловито возилась на кухне, коротко покрикивала на Евгешу, бегавшего мелкой рысцой туда-обратно то с банкой маринованных маслят, то с горшком квашеной капусты.

Илья надел телогрейку, отправился к сараю рубить дрова. Маша пошла с ним, присела на пень, запрокинув голову, смотрела в небо. Она чувствовала внутри нежные, упругие движение крошечных ручек и ножек и мысленно обращалась к ребенку: «Ты видишь облака? Большое, пухлое, белое, на нем, как на подушке, длинные серые пряди. Вон те два маленьких круглых похожи на детей в толстых шубках, чинно гуляют, за руки держатся. А там, над сосновыми верхушками, маленькая фигурка, похожа на ласточку, то есть на тень ласточки. Но это вовсе не тень и не птица. Это мальчик Май, мой хороший друг и партнер, мы с ним танцевали…»

Она перевела взгляд на Илью и продолжила мысленный разговор с ребенком: «Ладно, о Мае расскажу тебе когда-нибудь потом, когда подрастешь. Смотри, как папа твой дровишки колет легко, ловко, будто всю жизнь только этим и занимался. У тебя две бабки и три деда. Мой папа главный дед. Карл Рихардович нам как родной, тоже годится тебе в деды, и Евгеша чем не дед? Будет с тобой в ладушки играть, потихоньку ябедничать на деспота Настасью. Дядя у тебя умный, талантливый. Дядя Вася…» – Она тихо рассмеялась, вообразив своего четырнадцатилетнего брата дядей.

Илья крякнул, расколол очередное полено, взглянул на Машу.

– Ты чего смеешься?

– Просто так, потому что все хорошо. – Она встала, обняла его, уткнулась лицом в плечо.