Соотношение сил

Тут со мной произошла удивительная история. Я вдруг стала невероятно популярной, нет отбоя от журналистов, дважды брали интервью. Первый – бельгиец, пожилой толстяк, неплохо разбирается в физике. Пригласил меня в звукозаписывающую студию. Он постоянный ведущий какой-то научной передачи на «Радио Брюсселя». После записи мы обедали в ресторане. Сначала все шло очень мило, потом он стал задавать вопросы, которые показались мне бестактными. Ты знаешь, я терпеть не могу обсуждать своих знакомых и коллег, а толстый бельгиец хотел именно этого. У меня возникло неприятное чувство, показалось, будто ему известно о моей встрече с Отто.

Эмма вздрогнула. «Встреча с Отто? Вот куда ездил Ган в начале марта. И никому ни слова! Ну, подлец! Мало того что присвоил ее открытие, так продолжает по-тихому, как вор, тянуть из нее идеи. А Мейтнер тоже хороша. Овечье смирение!»

Она быстро взглянула на часы. Без пятнадцати девять. Вернер может вернуться раньше или позже. Главное – не прозевать.

Окно выходило в сторону калитки. Она приоткрыла его. Стук калитки и шаги по гравию будут слышны. Если бы полька прекратила играть… Сейчас особенно громко. Что это? Дебюсси? Спуститься, сказать ей? Нет, глупо…

Эмма прерывисто вздохнула и стала читать дальше.

Разговор оставил неприятный осадок. Толстяк будто вытягивал из меня информацию, не то чтобы допрашивал, нет. Но хитрил, совал нос в чужие дела.

Буквально через неделю мне позвонил коресспондент «Таймс». Отказать такой уважаемой газете у меня не хватило духу. Мы договорились встретиться в ресторане.

В отличие от «Радио Брюсселя», «Таймс» оказался молодым, стройным, обаятельным. Вопросы его тоже звучали бестактно, но в другом смысле. Он не пытался вытянуть информацию о знакомых и коллегах. Его интересовало мое личное отношение к тому, чем они сейчас занимаются. Говорил он жестко и откровенно, поэтому понравился мне больше, чем вкрадчивый толстяк. Не хочу называть в письме имена, которыми они представились. Толстый пусть будет Дефо, стройный – Крузо. Клички вполне подходят. Не исключено, что оба они – родственники Даниэля Дефо, но не по литературной, а по другой, побочной линии.

Крузо бросил мне страшное обвинение. Он сказал, что, написав об открытии в Берлин, я сдвинула земную ось, нарушила предустановленную гармонию. Примерно так: «Не случайно открытие сделал не Ферми в фашистской Италии, не Ган в нацистском рейхе, а вы в нейтральной Швеции. Написав Гану, вы…» В общем, мысль понятна. Если совсем уж честно, этот мальчишка озвучил то, что мучает меня в последнее время все сильней. Знаю, ни в чем не виновата, но в душе что-то постоянно свербит. Как говорила моя мама, чувства не выключишь.

Крузо вдруг упомянул твое имя. Их интерес ко мне кое-как объяснить можно. А зачем им понадобился ты?