Соотношение сил

Ни одно госучреждение не могло принять на работу помесь второй степени. Манфред фон Арденне взял к себе Хоутерманса потому, что его лаборатория была частным предприятием. Но наравне с государственными институтами лаборатория фон Арденне входила в Урановый клуб, правда, финансировалась довольно скромно, министерством связи. Эмма понятия не имела, как продвигаются у них дела, в далемских институтах фон Арденне считали авантюристом и проходимцем, вроде Маркони, а его лабораторию – жалкой частной лавочкой. На самом деле он был талантливым экспериментатором, имел кучу патентов на разные оригинальные изобретения.

«А ведь и Хоутерманс далеко не пустое место, – подумала она, – его участие может здорово продвинуть исследования. Было бы забавно, если бы они нас обскакали… Нет, вряд ли. С мозгами у них все в порядке, а вот с деньгами и материалами проблемы. Министерство связи большими средствами не располагает, так что о масштабных экспериментах в частной лавочке мечтать не приходится».

Она вытащила все шпильки. Волосы упали и рассыпались блестящей густой волной с платиновым отливом. Теперь можно было расслабиться в шезлонге. Она поймала взгляд Хоутерманса не только восхищенный, но и откровенно похотливый. Едва заметно передернула плечами, отвела глаза и про себя усмехнулась: «Ух ты! Быстро идешь на поправку, жертва большевизма. Сочувствую твоей жене. У Манфреда фон Арденне много хорошеньких лаборанток, там и разгуляешься».

Вернер налил ей вина. Эмма чокнулась со стариком, качнула бокалом в сторону Хоутерманса:

– Значит, скоро, Фриц, вы сможете переехать в собственную виллу?

– Не так уж скоро. – Он продолжал пожирать ее глазами. – Протекает крыша, паркет вздулся, водопроводные трубы лопнули. Манфред обещал выдать мне приличный аванс, чтобы я мог начать ремонт, так что, надеюсь, в начале июля приглашу вас на новоселье, красавица.

– Придется мне терпеть этого агитатора еще пару-тройку месяцев. – Старик хмыкнул и бросил в рот орешек.

– Не надейся, Вернер, так просто ты от меня не отделаешься, – Хоутерманс растянул в улыбке дымный рот, – когда перееду, буду шляться к тебе в гости, донимать своей болтовней.

– Фриц, все это замечательно, вот только… – Эмма пригубила вино, поставила бокал, озабоченно нахмурилась.

– Ну-ну, красавица, договаривайте. – Хоутерманс выпустил дым из ноздрей.

Эмма покачала головой:

– Нет, Фриц, не стоит портить вам настроение.

Он смотрел на нее удивленно и выжидательно. А Вернер отключился от разговора, задумался, любовался малиновым диском заходящего солнца. Войлочный шлем висел на рейке шезлонга. На месте споротой звезды осталось бесформенное светлое пятно. Лысина слегка поблескивала, морщины на высоком лбу разгладились, губы улыбались. Он будто помолодел лет на десять.

«Думает о Мейтнер, – догадалась Эмма, – с нетерпением ждет свидания. Помесь смиренной овцы и бродячей кошки снизошла, позволила приехать. Интересно, почему он молчит, ничего не говорит мне о своих планах? А с драгоценным Физзлем уже поделился или еще нет?»

Глядя мимо Хоутерманса, она тихо, сочувственно спросила:

– Фриц, вы уверены, что у вашей жены не будет неприятностей, если в Штатах узнают, чем вы тут занимаетесь?

Хоутерманс открыл рот. Вернер перестал мечтать.

– Что ты имеешь в виду, дорогуша?

Он переводил изумленный, настороженный взгляд с нее на Хоутерманса. Тот молчал и прятал глаза.

– Вернер, я не могу ответить. – Эмма облизнула губы, пригладила растрепавшиеся волосы. – Я давала подписку, простите, ляпнула лишнее.

– Физзль?

Хоутерманс виновато кивнул, вздохнул и развел руками.

Эмме стало жаль старика. Такое отстраненное, застывшее выражение она видела на его лице только однажды, во время их последней ссоры с Германом. И опять она легко догадалсь, о чем он думает. В лабораторию фон Арденне Физзля устроил фон Лауэ. Честный, порядочный Макс, лучший друг, единомышленник, мужественно бойкотировал режим, но преспокойно отправил Физзля делать бомбу для Гитлера. И Физзль с радостью согласился.

Эмма дотянулась до руки старика, погладила:

– Вернер, вы должны понять: практически вся наша физика и химия сегодня связаны с этим, так или иначе, всем нам приходится…

Старик убрал руку из-под ее пальцев, сморщился. Эмма спокойно продолжила:

– Нельзя остановить время, притормозить развитие науки. Фриц талантливый ученый, он и так потерял два года в советской тюрьме. Ему необходимо работать, да и жить на что-то нужно. А другой работы для ученого сегодня просто нет.

Старик молчал. Эмма забеспокоилась: вдруг сейчас встанет, уйдет в дом? Но сидел, не двинулся с места, только отвернулся. Что ему было делать? Не мог же он порвать со всеми, остаться в полном одиночестве.

«Даже любимая Лиза в этом замешана, – подумала Эмма, – она в первую очередь, а потом уж все мы. Пора свыкнуться, смириться, взглянуть на вещи здраво, по-взрослому».