Атмосфера становилась все тягостней, даже как будто потускнел электрический свет. Нарушить мертвую тишину, окликнуть, просто кашлянуть казалось немыслимым. Илья вдруг понял, что это не игра, не приемчик. Существо за столом пребывало в абсолютной прострации. В воздухе чувствовалось присутствие чего-то постороннего, незримого, но безусловно омерзительного. Илья ловил себя на том, что инстинктивно повторяет молитву: «Да воскреснет Бог, и да расточатся врази Его». Он помнил ее с детства, вместе с «Отче наш».
Молитва помогла, во всяком случае, дышать стало легче. Илья подумал: «А может, правда, нечто постороннее-потустороннее витает вокруг этого конического черепа? Кажется, я знаю, как оно называется. Аура безумия».
Пробили куранты. Изваяние зашевелилось, ожило. Хозяин поднял на своего спецреферента мутный невидящий взгляд, вяло махнул рукой, будто отгоняя назойливый призрак, указал на кресло возле маленького стола:
– Садитесь, товарищ Крылов.
– Спасибо, товарищ Сталин.
Илья подошел, сел. Глаза вождя прояснились, заблестели.
– Товарищ Крылов, как вы считаете, почему Муссолини позволяет себе такие высказывания? – Он ткнул пальцем в открытую папку и процитировал: – «
– Никто, товарищ Сталин. – Илья пожал плечами. – Армии у него нет, авторитета тем более. Придворный шут Гитлера.
Хозяин взял папиросу, пошарил глазами по столу в поисках спичек. Илья поспешно достал коробок из кармана, чиркнул, поднес огонек к кончику хозяйской папиросы.
Сталин выпустил клуб дыма и задумчиво произнес:
– Конечно, этот синьор очень хочет поссорить нас с Германией, из кожи вон лезет, мечтает натравить нас друг на друга, но сие не в его власти.
Илья вежливо усмехнулся. Употребление архаизмов следовало воспринимать как юмор, и в том же юмористическом духе он заметил:
– Синьор мучается ревностью.
Очередной клуб дыма закрыл лицо Хозяина, голос звучал мягко, почти лирически:
– Англо-французам наш союз с немцами не дает покоя, эти господа стараются вбить клин между нами, спровоцировать, натравить, поссорить, вот чего хотят эти господа. И вы тоже, товарищ Крылов.
Дым развеялся. Хозяин загасил папиросу и пристально уставился в глаза.
Илья знал: оправдываться и возражать равносильно самоубийству. Надо выдержать взгляд и ответить лишь тогда, когда прозвучит прямой вопрос. Ответить очень быстро, уверенно и кратко. Ни одного лишнего слова.
Пауза длилась меньше минуты, но оказалась тяжелей той, предыдущей. Не было привычного прищура, глаза распахнулись, что случалось крайне редко. Илья видел прямо перед собой, на расстоянии не более полутора метров, две бездонные черные ямы.
– Вы на кого работаете, Крылов? На англичан? Или на японцев?
– На вас, товарищ Сталин.
– На меня? – Он слегка повысил голос. – На товарища Сталина никто работать не может! Товарищ Сталин сам работает на советский народ! Зачем вы тут мне понаписали всякую чепуху? Что значит «
– Так говорят наши враги, товарищ Сталин, они нас ненавидят и хотят поссорить с Германией.
Эффект бумеранга сработал. Две ямы спрятались в складках припухших век. Хозяин опустил глаза, зашуршал страницами, тихо, деловито спросил:
– Где ответ Гитлера?
– Его нет, товарищ Сталин. Похоже, он еще не ответил.
– Почему так думаете?
– В дипломатических кругах обсуждается именно этот факт – что Гитлер слишком долго не отвечает. В германском МИДе опасаются, что молчание Гитлера может предоставить Муссолини свободу действий в смысле сближения с союзниками. Муссолини продолжает продавать Англии стратегическое сырье. Берлин постоянно шлет Риму официальные протесты. Отношения между Италией и Германией сейчас хуже некуда.
– Сколько прошло времени?
– Полтора месяца. Письмо Муссолини датировано пятым января. В начале марта планируется визит Риббентропа в Рим, возможно, он привезет ответ.
Хозяин погладил себя по щеке, потрогал кончик уса, помолчал секунду и наконец произнес долгожданное:
– Идите.
Александровский сад был пуст и тих, только дворники шуршали лопатами, расчищали снег. Морозы сменились метелями. Сахарные головы сугробов отбрасывали густые лиловые тени. В золотых конусах фонарного света косо неслись рябые хлопья. Снег забивался за шиворот, таял на лице, смывал потный ужас сталинского кабинета.
Илья остановился у своего любимого старого клена, тронул ствол. Ладонь ничего не почувствовала, кроме холода и шершавости, но под грубой корой шла работа, движение влаги, света, тепла, брожение живых соков, сосредоточенная подготовка к будущей весне. Он погладил ствол, надел перчатку, двинулся дальше и улыбнулся простой мысли: созданный Богом мир слишком прекрасен, чтобы исчезнуть.