Существует удивительная способность, которая «сопровождает» способность «выражать» идеи. Что бы нам ни хотелось сказать, на самом деле мы, скорее всего, скажем не совсем то, что хотели. Взамен появляется шанс сказать что-то еще, нечто разумное и новое! В конце концов, «то, что хочется сказать» – структура р, которую мы пытаемся описать, – не всегда является фиксированной структурой, которую наши языковые агенты легко могут считывать и копировать. Если p вообще существует, вероятно, оно представляет собой подверженную изменениям сеть, где взаимодействуют несколько агентов. Если так, то языковый агент может лишь выдвигать гипотезы и строить догадки о p и пытаться подтвердить или опровергнуть их, проводя эксперименты. Даже будь p четко определено, воздействие языкового агента способно изменить его настолько, что окончательная версия q не будет соответствовать исходной структуре p. Порой мы называем этот процесс «мышлением в словах».
Иначе говоря, то, что мы «имели в виду», может существовать (или нет) на самом деле до произнесения слов, но языковый агент, как правило, либо переформулирует некие прежние выражения, либо создает нечто новое, отличное от прежних опытов. Всякий раз, когда мы пытаемся выразить словами какое-либо сложное ментальное состояние, нам приходится упрощать – что оборачивается потерями смысла или нежелательным «акцентированием» каких-то моментов. Никакое словесное описание ментального состояния никогда не будет полным: отдельные нюансы всегда выпадают. Однако, будучи вынужденными отделять существенное от случайностей, мы обретаем возможность выполнять переформулировки. Например, столкнувшись с проблемой, мы можем сказать себе следующее: «Ну-ка, давай посмотрим, что именно мы пытаемся сделать». Далее, поскольку наш языковый агент мало что знает о фактическом состоянии других агентов, ему нужно отвечать на подобные вопросы и строить теории, а в результате мы можем очутиться в состоянии «ясности ума», лучше подходящего для решения нашей задачи.
Когда мы пытаемся объяснить что-то, что, как нам кажется, мы знаем, скорее всего, на выходе будет что-то новое. Всем учителям известно, как часто мы постигаем истинный смысл чего-то, лишь объясняя это что-то кому-то другому. Наши способности формулировать словесные описания могут задействовать все прочие способности мышления и решения задач. Если речь идет о мышлении, следует уточнить: «Насколько сильно обыденная мысль зависит от использования слов?» Разумеется, многие из наиболее эффективных способов мышления практически не используют навыки языкового агента. Возможно, мы переходим к словам только тогда, когда другие способы оказываются непригодными. Выходит, что употребление языка способно открыть нам совершенно новые миры мышления. Это логично: если мы репрезентируем объекты через цепочки слов, становится возможным использовать их неограниченным множеством способов для изменения происходящего в других наших агентах. Конечно, мы не понимаем, как это осуществляется, и потому прибегаем к обозначениям вроде «парафраза» или «смещение акцентов», словно не изменяем того, что пытаемся описать. Важнее всего то, что в моменты, когда эти словесные цепочки отделяются от своих «значений», они перестают подчиняться ограничениям, установленным другими агентами, и языковая система может творить с ними, так сказать, что ей заблагорассудится. Далее мы можем передавать от ума к уму эти цепочки, плод деятельности нашей «грамматической тактики», и любой человек способен получить доступ к наиболее успешным формулировкам, созданным другими людьми. Вот то, что мы называем культурой, – концептуальные сокровища, накопленные людьми на протяжении истории человеческого рода.
Глава 23
Сравнения