Детям нужно много лет, чтобы изучить эффективные способы использования проном и изоном. Младшие не способны ни упорядочить свои представления о физическом мире, ни делать выводы, которые обсуждаются на этих страницах. Чтобы думать как взрослые, необходимо развиваться и учиться использовать процессы управления памятью, которые одновременно манипулируют несколькими наборами проном. Именно такой процесс таится в нашем простом сценарии «Положите яблоко в ведро». Сначала мы просто «присваивали» яблоко Началу, а ведро Назначению, но ведь нельзя что-то положить куда-то, не имея этого что-то, а потому процесс должен включать две операции, два трансфрейма. Первый описывает перемещение руки к яблоку, второй – перемещение яблока в ведро. При этих действиях прономы должны изменить свои роли, поскольку местоположение яблока является Назначением первого трансфрейма – и становится Началом второго. Пускай мои слова покажутся кому-то слишком очевидными, но я отмечу, что какие-то ментальные процессы должны изменить роль этой прономы.
Обучаясь манипулировать нашими изономами, мы можем объединять мысленные репрезентации в структуры, которые напоминают мосты, цепи и башни. Наши языковые агенты учатся выражать эти структуры в виде сложных предложений, используя грамматические конъюнкции «и», «потому что», «или». Но язык – не единственная область, в которой мы учимся «концептуализировать», то есть относиться к нашим ментальным процессам почти так, как если бы они были объектами. Решив какую-либо трудную задачу, мы можем обнаружить, что мыслим себе шаги, которые предприняли, словно элементы некоей физической структуры. Это помогает объединять их в другие формы, которые приводят к тем же результатам, но гораздо быстрее и с куда меньшими затратами умственных сил.
22.6. Выражение
Язык позволяет нам воспринимать наши мысли так, как если бы они были физическими предметами. Допустим, мы встречаем кого-то, кто пытается решить какую-то задачу. Мы спрашиваем, как дела. «Думаю», – отвечают нам. «Вижу, – говорим мы, – но о чем?» – «Ну, я искал способ решить задачу, и мне кажется, что я только что его нашел». Мы рассуждаем так, будто идеи схожи с детскими кубиками, которые можно взять и использовать!
Почему мы «овеществляем» наши мысли? Одна из причин заключается в том, что это позволяет нам повторно использовать замечательные механизмы мозга, призванные помочь в постижении мира вокруг. Кроме того, этот навык помогает путешествовать по ментальным мирам с той же легкостью, с какой мы торим пути в физическом пространстве. Подумайте – ведь стратегии, которые мы используем для мысленного «поиска», напоминают стратегии обнаружения реальных предметов: поискать там, где это хранится обычно или где было раньше, но не нужно пытаться найти что-то отсутствующее снова и снова в одном и том же месте. На протяжении многих столетий в наших практиках изучения памяти доминировали два метода. Один опирался на сходство звуков и использовал возможности наших языковых агентов для установления связей между словами. Другой метод основан на воображении предметов, которые мы хотим запомнить, в каком-то знакомом месте, например на дороге или в комнате, которая нам хорошо известна. Так мы можем применять навыки определения местоположения для отслеживания наших идей.
Наша способность воспринимать идеи как объекты сочетается со способностью снова и снова использовать наш мозговой механизм. Всякий раз, когда агент перестает справляться с работой, будучи «перегружен» большой и сложной структурой, мы можем трактовать эту структуру как сводную единицу – посредством ее овеществления или, как мы обычно говорим, «концептуализации». Затем, когда мы заменили громоздкую структуру, представили ее в виде компактного символа, упомянутый агент может продолжать свою работу. Так мы можем создавать грандиозные структуры идей, подобно строительству высоких башен из маленьких кубиков.
Поскольку все они получают представление в уме, я подозреваю, что различие между физическими объектами и идеями в самом деле невелико. Физические объекты полезны для нас в силу своей «сущности», то есть потому, что их свойства сравнительно постоянны. Идеи же мы обычно не воспринимаем как субстанциальные, поскольку они лишены привычных качеств объектов, то бишь цвета, формы и веса. Тем не менее «хорошие идеи» тоже должны обладать субстанциальностью, пусть и иного рода.