Сообщение

День стоит короткий, прохладный, жалкий.
Лист железа падает, грохоча.
Работяга курит у бетономешалки,
возле церкви красного кирпича,
обнесенной лесами, что лесом – озеро,
или зеркальце – воздухом, пьяным в дым.
Улыбнись свежесрезанной зоркой розе на
подоконнике, откуда Иерусалим
совершенно не виден – одна иллюзия,
грустный ослик, осанна, торговый храм.
Если б жил сейчас в Советском Союзе я,
пропустил бы, как Галич, две сотни грамм
коньяку из Грузии, из Армении.
Поглядел бы ввысь, отошел слегка,
созерцая более или менее
равнодушные, царственные облака.
В длинном платье, с единственной розой темной,
постепенно утрачивая объем,
день плывет прохладный, родной, заёмный,
словно привкус хины в питье моем,

но еще не пора, не пора в воровстве меня
уличать – не отчалил еще челнок,
увозящий винные гроздья времени
и пространства, свернутого в комок.

«Щенок, перечисливший все имена…»

Щенок, перечисливший все имена
Господни, с печалью на пяльцы
натянутой, дом свой меняющий на
сомнительный чин постояльца —
вдыхающий ртутные зеркала,
завязший в заоблачной тине —
циркач мой, не четверть ли жизни прошла
в пустых коридорах гостиниц?

Подпой мне – не спрашивай только, зачем
мурлычу я песенку эту —
я сам, как лягушка в футбольном мяче,
мотаюсь по белому свету.
Пора нам и впрямь посидеть не спеша,
вздохнуть без особого дела,
да выпить по маленькой, чтобы душа
догнать свое тело успела —

легко ль ей лететь без конца и кольца?
Ни делом, ни словом не связан,
уездный фотограф уже у крыльца
стреляет пронзительным глазом,
что прячет он в складках ночного плаща?
Шевелится ручка дверная,
как ленточка магния – тихо треща,
сияющий пепел роняя…

«Меня упрекала старуха Кора…»