Обнаженное время сквозь пальцы текло,и в квартире прокуренной было тепло,обязательной смерти назло.Распевала предательница-звезда,и журчала ей в такт простушка-вода,утверждая: так будет всегда.Говорливый товарищ, апрель городской —уходили снега, наливаясь тоскойи восторгом, полынь пробиваласьсквозь беззвучные трещины в мостовых,не библейская, нет, потому что в живыхоставалась прощальная жалость.Перелетные сны, и любовную явья умел, как ученый, исследовать вплавь,по-собачьи, державинский мелзажимая в зубах и довольно кряхтя,с петушком леденцовым простое дитя,а еще – ничего не умел.Надо пробовать жить, коли выхода йок.Снится мне вечный свет, православный паёк,и другие бездомные вещи.«Матерей, дурачок, – говорят, – трепещи,по карманам веселия не ищи —пусть полынью под ветром трепещет».Нет, любовь, не состарился – просто устал.Устает и младенец кричать, и металлизгибаться. Как ласковый йод,время льется на ссадины, только беда —после тысячелетий глухого трудаи оно, как и мы, устает.Избранные стихи
На окраине семидесятых
«Прошло, померкло, отгорело…»
Прошло, померкло, отгорело,нет ни позора, ни вины.Все, подлежавшие расстрелу,убиты и погребены.И только ветер, сдвинув брови,стучит в квартиры до утра,где спят лакейских предисловийиспытанные мастера.А мне-то, грешному, все ямамерещится в гнилой тайге,где тлеют кости Мандельштамас фанерной биркой на ноге.1974«Хорошо в лесу влюбленном…»
Хорошо в лесу влюбленном,где листва еще легка,и пологим небосклономпроплывают облака —верно, с тем и улетали,чтоб избавить от печали,чтобы в травах по путимать-и-мачехе цвести…Лес шумит, но было б тихо,если б не был майский склонвозле станции Барвихачерной стаей населен.Все ты высчитал и взвесил,но одна загвоздка – в том,что по-прежнему невеселхрип вороний под дождем.В светлых соснах мгла густаяв воздух пасмурный взвилась,и кричит, перелетая,тенью на землю ложась…Как там сказано в балладе?Nevermore – и боль в виске.Не кричите. Бога ради,на английском языке…1975«Всей громадой серой, стальною…»
«Sous le pont Mirabeau coule la Seine…»