Сообщение

Сановники? Они особое сословье,
мы думаем о них со страхом и любовью,
без них никто из нас, не спорь, сынок, со мной,
свершить бы не сумел нелегкий путь земной.
Чтоб наказать раба и друга наградить,
чтоб победить врага и подать заплатить —
на все, на все необходим сановник,
грядущей вечности единственный любовник.

Умён не по летам, ты все-таки не вырос
еще, сынок. Ты думаешь, папирус,
крест-накрест сложенный из стеблей тростника,
непрочен и горюч? Нет, темные века
не тронут государственного мужа.
Ни паводки, ни грозы не сотрут
его указов. О, бессмертный труд!
И потому-то мальчик мой, ему же

блаженство суждено пожизненное. Он,
подобно льву, спокоен и силён,
стоит, стопами попирая малых
мира сего, как груду листьев палых,
каленый ест ячмень, десницей суд творит,
и благородной ревностью горит,
уверен, что ему открыты двери рая —
пока робеем мы, от зависти сгорая.

3.

Ах, доченька, смешны мечты твои, голубка!
Для девы молодой ужасней нет поступка,
Чем из дому уйти к презренным лицедеям.
Не мы ли всей семьей о девочке радеем?
Не в платье ли льняном ты молишься кумирам,
в серьгах агатовых? Не смазаны ли жиром
Гусиным волосы? Среди подруг не ты ли
Одна умеешь грамоте? Застыли

Громады пирамид, на торжищах пустых
Ни благородных больше, ни простых,
Все разбрелись. Одни в неприбранных палатках
Актеры спят, храпя: одежда их в заплатках,
Весь раскаленный день им маяться в кибитке,
А то и на горбу тащить свои пожитки,
И за похлебку, где обглоданные кости,
Пред шумною толпой кривляться на помосте,

Чтоб тешить низкий вкус неприхотливой рвани.
Кто зритель их? Купцы, рабы, крестьяне.
Пусть рукоплещут им, не зная о тебе.
Последовав иной, возвышенной судьбе,
Хозяйкой станешь ты, заботливой женою,
С разливом Нила каждою весною
То внучку милую – ну что там говорить! —
То внука крепкого ты будешь нам дарить.

Левочке Рубинштейну

один
сам себе господин

два
с утра трещит голова

три
на себя посмотри

четыре
пусто и душно в квартире

пять
неча на зеркало пенять

шесть
по заслугам и честь

семь
воздуха нет совсем

восемь
поматросим и бросим

девять
ничего не поделать

десять
календарь над столом повесить

одиннадцать – поздняя мутная улица
ни с чем уже и ни с кем не рифмуется

двенадцать – пора домой, чего мы с тобою ждём
под колокольною бронзой родины, под престарелым
её дождем

«Любо мальчику-поэту с плошкою муки…»