Сонник Инверсанта

– Ну, ну! – Конрад Павлович зловеще улыбнулся. – Скажу честно, с вашей рукописью имел счастье ознакомиться. Не то, чтобы увлекся, но полистал. – Администратор неожиданно подался ко мне всем телом, недобро подмигнул правым глазом. – Опасно подкрадываетесь, мсье писатель! Ой, опасно! Решили, верно, что приблизились к величайшей из мировых тайн?

– Почему бы и нет?

– Да потому, милейший, что тайны здесь нет. Ровным счетом никакой. – Конрад Павлович вольно расправил жирные плечи, энергично закрутил в пальцах остро отточенный карандаш. Мне почему-то сразу представилось, что этим самым карандашом он мучает вечерами наиболее беззащитных из пациентов. Колет, небось, в грудь и колени, угрожает выткнуть глаза. Страшная это вещь – отточенный карандаш!…

– Секрет Полишинеля – слыхали о таком? – Администратор язвительно улыбнулся. – Вот и здесь то же самое. Все знают и все молчат. Потому что давно привыкли.

– Может быть, и привыкли, но не смирились. – Я, протестуя, замотал головой. – Человеческий глаз действительно имеет свойство быстро засоряться, но вы не очень-то на это рассчитываете!

– Отчего же?

– Да оттого, что человеку всегда можно предложить чистый платок, можно, наконец, попытаться промыть его глаза, и тогда истина воссияет перед ним во всей ее первозданной чистоте!

– Какие словеса, какой пафос! – Администратор мелко захихикал. Даже изобразил ладонями беззвучный аплодисмент. – Нет, батенька мой, не будет вам никакого промывания! И никакой истины не будет! Неужели вы полагаете, что мы не бдим? Неужели думаете, что мы пустим ситуацию на самотек? Разумеется, нет! Все давно под строжайшим контролем. Даже основные мировые партии, сами того не ведая, подчиняются нам. И медицина под нами, и военщина, и даже пищевая индустрия! Ну, а то, что опасно, мы строжайше и повсеместно запрещаем – и гипертермию, и проруби, и всевозможные диеты. А уж любителей лечебного голода мы просто извели, как класс! Попробуйте-ка заявить во всеуслышание о том, что вы увлекаетесь голоданием – и вас попросту забросают камнями. – Конрад Павлович широко улыбнулся. – Люди, дорогой мой Петр Васильевич, никогда не любили белых ворон.

– Но они не любят и вас.

– О, это все крайне абстрактно! Что они о нас знают, если разобраться? Да в сущности ничего! И потом – чтобы уметь не любить, нужно знать точный адрес: кого, за что и в каких, извиняюсь, чувственных пропорциях. Однако подобной информацией люди, увы, не располагают.

– Пока не располагают!

Глазки Питона тотчас сузились. Глядя на меня, он мечтательно пропел:

– Мечтаю еще разок проверить вас на таблицах Гулиньша.

– Всегда к вашим услугам! – строптиво выговорил я. И в ту же секунду разглядел за спиной администратора быстро разбухающую тень. Это было столь неожиданно, что рот мой сам собой приоткрылся.

– Что-нибудь не так? – охотничьим нюхом уловив неладное, Питон впился в мое лицо глазами. Медленно обернулся. – Что-нибудь узрели?

– Ничего, – выдавил я из себя. – Все нормально.

– И халат не жмет?

– Не жмет, – я машинально провел рукой по груди. Новое больничное одеяние действительно сидело как влитое. На этот раз угадали размер точно.

Между тем, тень продолжала стремительно расти. С пола она, изломившись, заползла на стену и, повернув голову, ощерилась неприятным оскалом. Улыбался Питон, и скалилась его тень, прорезь рта которой вопреки всем законам физики становилась шире и шире.

Кудряша за моей спиной уже выводили из душевой. Он что-то бубнил себе под нос и сыпал в мой адрес проклятиями.

– Что ж, Петр Васильевич, идите. – Напутствовал меня Конрад Павлович. – Но помните: вы не Кандидат-Консул, вы всего-навсего писатель. И лучше, если вы обратитесь к менее ядовитым темам. Пишите о масонах, о нацизме, о религиозной нетерпимости, наконец. Здесь вас наверняка поймут, может быть, даже одобрят. А о нас – не надо. Сядете только в лужу.

Устало вздохнув, я посмотрел Питону в прямо глаза. С неодолимой силой вдруг захотелось брякнуть этому человеку что-нибудь обидное.

– Я давно вам хотел сказать…

– Ну, ну?

– Вам следует знать, что в этом пенсне вы очень похожи на Берию.

– На Лаврентия Павловича? – Питон не без довольства улыбнулся. Как это ни странно, но сравнение пришлось ему по вкусу. – Что ж, я над этим подумаю… Ну, а вы подумайте над собственным статусом. Память вас покинула, но мы обязательно поможем ее вам вернуть. Было бы, как говорится, желание. Итак, до скорой встречи!

Развернувшись, администратор двинулся к выходу. Я промолчал, отсчитывая про себя эхо его шагов. Дождавшись, когда дверь за Питоном закроется, прыжками устремился в противоположном направлении. Помещение душевой было сквозным, и уж лучше лишний раз столкнуться с Кудряшом, нежели ступать по следам этого эскулапа. Страшноватая тень Питона меня всерьез напугала.

Ноги мои юзом прошлись по полу, и, нахмурившись, я торопливо огляделся. Там, где только что находилась дверь, теперь поблескивала кафельная плитка – от пола и до потолка. Я смотрел и не верил своим глазам. Дверь пропала, и это могло означать только то, что бред мой снова возвращается.