Сон в Иванову ночь (Шекспира)

Сидней Ли оставилъ безъ оговорки лишь указанье на то, что рчь Оберона по поводу цвтка, обладающаго чудодйственнымъ свойствомъ возбуждать внезапную любовь къ первому лицу, которое попадется на встрчу, посл того какъ сокомъ этого цвтка натереть глаза, – есть воспоминаніе, въ поэтическомъ образ, о празднествахъ, – которыхъ свидтелемъ вроятно былъ Шекспиръ въ молодые годы, – празднествахъ, устроенныхъ въ Кенильворт графомъ Лейстеромъ, мечтавшимъ стать мужемъ Елизаветы. Но королева, "царствующая на Запад", осталась цломудренной весталкой: "стрла Купидона, пущенная въ нее, была отклонена лучомъ двственной луны; она упала на "маленькій западный цвточекъ", который "зардлся отъ любовной раны", и изъ молочно – благо цвтка превратился въ алый цвтъ, названный "любовью отъ бездлья".

Толкованіе разсказа Оберона въ смысл аллегоріи на королеву Елизавету и ея отношенія къ Лейстеру, при чемъ "зардвшійся цветокъ" долженъ обозначить возлюбленную Лейстера, графиню Эссексъ[3], мужъ которой былъ убитъ въ то время, когда стала извстной связь его жены съ Лейстеромъ, это толкованіе принадлежитъ Гальпину, статья котораго въ свое время произвела большую сенсацію между шекспирологами[4]. Тонкій анализъ Гальпина даннаго мста въ пьес, представляющагося дйствительно загадочнымъ по двойному смыслу, который чувствуется въ передач подробностей происхожденія волшебнаго цвтка, его сопоставленіе нкоторыхъ деталей (морская два, плывшая на спин дельфина и очаровавшая море своимъ пніемъ) съ дошедшими до насъ описаніями упомянутыхъ празднествъ – Гайскойна и Ланегама, представлялись дйствительно весьма убдительными, какъ неожиданное проясненіе историческими аллюзіями непонятнаго вымысла: ему, казалось, подыскана была реальная почва. Однако, есть и возраженіе противъ такого объясненія. Празднества въ Кенильворт состоялись въ 1575 году. Вроятно ли, чтобы Шекспиръ о нихъ вспоминалъ чрезъ двадцать лтъ, и прибгъ къ аллегоріи въ то время, когда она утратила свое живое значеніе и врядъ ли кому либо изъ современниковъ могла быть даже просто понятна? Намеки на Елизавету и Лейстера утратили всякое значеніе «актуальности». Но другого объясненія разсказу Оберона пока не найдено: весталка, царствующая на Запад" всетаки слишкомъ прозрачный намекъ на королеву Елизавету, чтобы можно было поступиться вполн толкованіемъ Гальпина. Въ виду этого остается или присоединиться къ мннію тхъ изслдователей, которые полагаютъ, что «Сонъ въ Иванову ночь» принадлежитъ къ раннимъ произведеніямъ Шекспира, по крайней мр задуманъ былъ имъ въ юношескую пору, быть можетъ въ редакціи, которая до насъ не дошла, и лишь вторично имъ обработанъ въ половин 90-хъ годовъ XVI вка; или предположить, что аллегорія навяна не воспоминаніями о празднествахъ 1575 года, а какими-нибудь другими аналогичными празднествами въ позднйшую пору, о которыхъ до насъ не дошли описанія; или, наконецъ, счесть весь этотъ разсказъ Оберона чистымъ вымысломъ Шекспира, безъ опредленной реальной почвы въ происшествіяхъ современной жизни, кром намека на королеву Елизавету въ образ весталки.