Сон разума

Но в душе есть и кое-что иное. Странно, но я никак не могу оставить надежд на нормальное человеческое счастье, обычную жизнь в спокойствии и достатке. Почему «странно», ведь, казалось бы, это вполне естественно? Потому что ранее подобных желаний, устремлений у меня и в помине не было, появились они лишь сейчас, когда я только-только начал понимать, чего мне надо в любви, кого я могу и должен любить, чтобы быть счастливым. Но куда их теперь девать? что с ними делать? Надо либо претвориться бездушным, либо наивным, но в любом случае должно иметь место притворство, от которого я так истово и начал свой бег. Неужели это всё, конечный пункт, невозможность обретения цельности, гармонии, обречённость жить в постоянной разорванности, разладе с самим собой? Почему я не могу уповать на счастье? или почему способен обрести его? Справедливости ради надо сказать, что порой я спокойно обо всём забываю, о своей страсти, о поисках смысла, об одиночестве, «затерянности в бытии», и погружаюсь в повседневные дела, отдаюсь рефлексам. Однако стоит вспомнить о ней, её фигуру, черты лица, как всё разом возвращается и вводит в омерзительное оцепенение. (На самом деле, хорошо, что машина в ремонте, а то бы давно уже разбился от этих замираний, остаётся разве что быть сбитым, замешкавшись на пешеходном переходе.)

И ещё: не знаю как и почему, но я стал тоньше воспринимать окружающий мир, не среду, в которой живу, а мир в целом, более того, у меня появилось странное желание эстетического совершенства во всём, даже в тех мелочах, на которые лично я, на самом деле, не могу воздействовать ни коим образом, например, чтобы все листья на одном дереве были одинаковой формы и строго симметричными, что невозможно в принципе, однако отсутствие оного иногда приводит в замешательство, разумеется, мимолётное. Глупость, и глупость не новая, даже позорная субтильность, прекраснодушие, духовный онанизм, однако вполне объяснимая: когда не хватает в жизни чего-то простого и главного, разнообразного, но единого, начинаешь придумывать сложную мелкоту, дабы хоть на минуту, секунду, мгновенье забыться, ощутить нечто родственное твоему духу вне тебя, и, отвернувшись, тут же о нём забыть, поскольку ничего существенного оно не дало и дать не могло. Среди мимолётных чувств выделяется одно главное, пред которым меркнут все остальные, оно неподвижно сидит внутри, ревностно охраняя свои владения, и позволяет тебе лишь неопасные чудачества вроде хорошо приготовленного ужина, гладко выбритых щёк или идеально завязанного галстука.

Проснувшись для выходного дня довольно рано, Фёдор спешно перехватил кое-что на завтрак, привёл себя в порядок и с неожиданной для себя юношеской прытью выскочил на улицу. В голове сидел несколько раз обдуманный и передуманный план, первым пунктом которого значилась покупка билета. Автоматизм неплохо спасает в напряжённые моменты, особенно когда предчувствие результата предстоящей деятельности не совсем хорошее, от чего порой начинаешь задумываться, а надо ли оно тебе вообще. Разумеется, билетов в кассе не оказалось – неизбалованный «звёздами» город был падок на подобного рода мероприятия, – однако ему не могло сегодня не повезти, мир не без «добрых людей», кое-кто сразу подскочил к Фёдору, когда тот несколько озадаченный, но не павший духом медленно отходил от кассы. Женщина средних лет, в очках на заспанном лице, одетая хоть и не дёшево, но неопрятно, начала плести заранее заготовленные фразы про несчастье, случившееся с её знакомыми, которые вследствие него «ну никак не могут пойти на сегодняшний концерт», от чего купленные у спекулянтов билеты просто пропадают. Почти с двойной переплатой и молчаливо удивляясь, зачем солидному на вид мужчине смотреть на «сопли», она «от сердца и чуть ли не себе в убыток оторвала» один билет, несколько раздосадовав на свою скромность после того, как увидела, что Фёдор, не замечая подвоха и со всей охотой, расстался с немалыми деньгами, даже не поторговавшись. Но в его душе в мгновение, когда он засунул в карман эту драгоценность, происходило нечто крайне волнительное: в сознании странным образом отождествились тактильные ощущения от гладкого и плотного кусочка бумаги и безотчётной надежды на счастье, не больше не меньше, которой столь искренне и столь безуспешно он не хотел обманываться весь предшествовавший день.