Как-то раз совсем не по теме вспомнил Фёдор, что в ранней юности возненавидел одного друга, с которым они общались почти с трёх лет от роду, вспомнил с сожалением и так живо, будто это произошло буквально на днях. Причину той ненависти обнаружить в памяти он не смог, зато отлично помнил, что она разгорелась в одно мгновение, сразу и бесповоротно, за чем тут же последовала по-детски глупая и неудачная месть в виде наивного доноса о его не совсем безобидных проделках своим родителям в надежде на то, что они всё расскажут отцу того мальчика, однако те не только не рассказали, но и поругали самого Фёдора за клевету. Видимо, крайности давно были присущи его натуре, правда, до поры до времени оставались безобидными, ничем не чреватыми, просто странностями непоследовательного человека, скорее, даже ребёнка, который никак не может вырасти. Но теперь они переродились в нечто, в деятельное чувство неуверенности, когда хватаешься за всё подряд, а, на самом деле, в руках ничего нет, по сути, лишь в искания без их разрешения, причём на глазах у одного себя. Однако для прекращения непроизвольных метаний необходимо кое-что посерьёзней видимости стихийной и беспорядочной деятельности, к тому же, если говорить о существенном, Фёдор вдруг заметил, каким ничтожеством стал в своих глазах, в действительности почти не изменившись, а это тоже ощущеньеце не из приятных.
И, наконец, в одно скоротечное мгновение, прямо перед сном, буквально занося ноги на кровать, он внезапно с болезненной отчётливостью осознал, что именно сейчас и живёт, а не просто размышляет о том, как следует жить далее, что мысли и чувства его очистились от постороннего вздора и обрели порядок, насильный, но нацеленный и на что-то ещё кроме самого себя. Вздрогнул то ли от ужаса, то ли от неожиданности, и тёплый холодок конвульсиями разбежался по телу, иссякнув на кончиках пальцев. Цель в жизни была, но цель, чуждая ей самой, не оставляющая ей места, использующая её лишь как инструмент, безразличная к дальнейшей судьбе. А потом внутри воцарилось подозрительное спокойствие, ничего не было надо, всё оказалось достигнутым и в то же время не имело никакого смысла, висело лишь украшением, приятным добавлением к совершеннейшей пустоте и безмыслию, локально и безо всякой диалектики. Но и это мгновение быстро прошло, после чего всё вновь вернулось на свои прежние места, и Фёдор продолжил обыденные ночные размышления.