Сон разума

Бывает, представляю себе утопающий в зелени тропический остров, озарённый мягким солнечным светом, вокруг которого плещется бескрайний синий океан, играя бликами на волнах, что, пенясь, бьются о берег. Мы там с ней одни. Хижина, простое и непритязательное жилище стоит в глубине зарослей на небольшом пригорке, рядом опушка с высокой изумрудно-зелёной травой, в которой приятно полежать на исходе долгого жаркого дня, вдыхая тонкий аромат экзотических цветов и ощущая всем телом, как из леса веет сладкой прохладой. Океан совсем близко, постоянно и во всех концах острова слышен его успокоительный шум, у берега плавает множество рыбы, ветер иногда подвывает над высокой скалой подле него, спускающейся прямо в воду, что случается редко, в основном доносятся лишь мерные удары волн о мягкий белый песок и щебетание тропических птиц. Ей нравится лежать на этом песке, обнажённой и загорелой; мне нравится любить её на этом песке… а ещё мне нравится рыбалка, я люблю рыбалку – спокойно и задумчиво сидеть с удочкой, принимая дары бескрайней могучей стихии. Долгие закаты (хотя нет, они там, должно быть, не очень долгие), Солнце садится за горизонт, будто приглашая своими лучами следовать за ним и расстилая на водной глади искрящийся путь в необъятные просторы неведомой Вселенной, которые для нас совершенно бесполезны. Костёр слегка потрескивает сухими ветками, брызгая искрами то в одну, то в другую сторону, и весь мир ограничивается лишь нашим маленьким уютным домиком, в котором мы единственные хозяева и обитатели. И вновь этот мягкий белый песок… Всё идеально и абсолютно не реально.

Вижу, как на заре она выходит из океана, ей нравится плавать по утрам, любуюсь крупными каплями влаги, которые, на мгновение сверкнув в лучах восходящего Солнца, стекают по её горячему телу, кожа немного солоновата на вкус, а от волос пахнет свежестью морской волны. Сладостные прогулки вдоль берега, держась за руки, – о чём мы разговариваем? – мы совсем не разговариваем, всё, что могло быть сказано между нами, сказано уже давно, теперь – лишь близость, никакой отстранённости в словах, только любовь. Днём приятно побродить в прохладной тени густых зарослей, послушать пение птиц, жужжание насекомых, безо всякого любопытства, не препарируя ни свои ощущения, ни природу, их породившую, наслаждаясь целым и самим собой внутри него. Иногда она срывает какой-нибудь необычный цветок, показывает мне с видом внезапно обретённого бог весть какого богатства и вплетает в венок, что вскоре наденет на мою голову – я выгляжу в нём ужасно глупо, но это нисколько не беспокоит моё самолюбие, мне нравится, как она смеётся, глядя на меня. И всё как в дымке, как в тумане, и не разберёшь, что правда, а что нет. В глубине острова журчит водопад, небольшой, из маленького ручейка, выбивающегося из-под земли где-то неподалёку, образуя внизу скромное озерцо со всегда прохладной кристально чистой водой, здесь можно напиться и остудиться в жаркий день. С пригорка, с которого стекает ручей, нам видно весь остров, затерянный среди неизмеримой однообразной глади океана, и нет на всей Земле более ничего, кроме этого берега с белоснежным песком, утёса, насмерть стоящего перед лицом набегающих волн, деревьев, чьи кроны как застывшие волны разбегаются во все концы нашего клочка суши, домика и опушки, каплей упавшей среди них и так же застывшей, да озера, чьё дно видно даже отсюда. Что ещё нужно человеку для счастья?

Ничего этого никогда у меня не будет, а, может, и не могло быть.

Однажды Фёдор всерьёз начал задумался, что действительно он может ей предложить, решив на некоторое время не замечать всех препятствий. Занятие неблагодарное, приходилось оценивать себя объективно, то собирая, то разбирая, потом опять собирая, и всё не взаправду, умозрительно, лишь внутри, безо всякой внешней опоры, ориентира, не зная, зачем это надо и надо ли вообще. Ему понадобилась определённая сила воли, понадобилось напрячь всё своё умение и привлечь весь свой небогатый опыт, и ради чего? – ради того, чтобы в конце концов получить только выхлоп, ничего не говорящие, не значащие искусственные конструкции, которые не нужны даже ему самому; размышления ради размышлений, лишь бы время занять. 20, 30, а то и более лет остатка своей жизни он не ценил, но что ещё у него было? Фёдор чувствовал себя ровным счётом никем, хоть всё и познаётся в сравнении, но в данном случае точно никем, понимал, сколь много таких как что и внутри у него нет ничего примечательного, лишь эта нездоровая страсть, да пара-тройка вымученных житейских истин. О том же, что был способен сделать нечто талантливое, иногда, конечно, мечтал исподтишка, однако теперь оставил это в стороне – мечты и есть мечты, в таком деле не следует на них внимания обращать, будто остальное было абсолютно всерьёз.