– Слушай, ты помнишь Михаила Ивановича, – продолжал отец, – ну того, который у нас в школе математику преподавал. Он ещё каждый год ко мне на день рождения таскался, в последнее время только, как раз после пенсии, перестал, напивался в хлам, всё какие-то истории тебе рассказывал, весёлый такой, и жена у него примерно твоих лет, бывшая его ученица, кстати. Хе-хе.
– Да, помню что-то, смутно, правда. А что?
– С ним довольно скверный анекдотец приключился. Он же до недавнего времени так и продолжал работать, на покой не собирался, только после той комедии отправили его, наконец, на пенсию. Оказалось, что лет 8 назад сошёлся он с одной учительницей, иностранного языка, кажется, тогда она совсем молоденькой была, только из института, сейчас ей уже за 30. Хе-хе. Чем взял, не понятно, т.е. высокий, стройный, до сих пор, по-моему, гантели по утрам тягает, а раньше даже разряд по тяжёлой атлетике имел, волосы почти без проседи и т.п., однако возраст есть возраст.
– По-моему, он твой ровесник.
– Как же, на два года старше. Но дело не в этом. Приводит она (учительница эта, то бишь) прошлой осенью своего сынишку в школу, в первый класс, значит, а он – вылитый Михаил Иванович, никакой генетической экспертизы не надо, даже повадки те же, тот у нас всю жизнь был личностью специфической. Ха-ха. Шило-то в мешке не утаишь. Я уж не знаю, какие у них теперь там отношения, могла же она и в другую школу его определить. Сама, кажется, не замужем, терять нечего, а вот ему начали намекать недвусмысленно, да посмеиваться. Правда, его жена, когда узнала, видимо, и скандалов устраивать не стала, скорее всего, Михаил сам давно ей сознался. Кстати, говорят, даже подружилась с той учительницей, впрочем, это не точно. Тут другое интересно: своего ребёнка у них нет, а он ведь чуть ли не всем «по-дружески» разбалтывал, что, мол, такой вот здоровый, а детей иметь не может – неестественно, однако так и есть, самому удивительно. А здесь на тебе. Так что выходит благородно с его стороны было вести такие двусмысленные разговоры, жену, значит, оберегал, всю вину на себя брал, хотя, может, действительно ничего не знал. Ха-ха. Да, а из школы его тогда всё-таки выперли, т.е. сам ушёл, не выдержал, живут, по-моему, только на пенсию и на то, что дом в деревне дачникам на лето сдаю. А жена Михаила за всю жизнь ни дня не проработала, дурочка изнеженная, за то он её и полюбил, сам ведь наивный всю жизнь был, будто вчера родился.
– Да уж, помню я вашу школу, сколько таких историй слышал. Хорошо, меня догадались отдать в другую.
– Хе-хе, это точно. Но знаешь, когда припрёт, и не такое выдержишь. Думаешь, у нас с матерью выбор был, куда работать идти? Нет, он, конечно, существовал, правда, я уж и не помню названия того посёлка, кажется, в Якутии, куда нам предлагали переехать. Вырос бы ты среди оленей. Ха-ха. А тут хоть родители недалеко, да и привычное место, климат сносный, не то что там.
– Понятно. А ты откуда эту историю узнал-то? вы до сих пор с ним общаетесь?
– Общаемся, конечно, но узнали не от него, мать иногда в школу ходит, – отец на мгновение задумался, – видимо, ностальгирует.
Всё время их разговора на кухне поначалу гремели кастрюли и сковородки, потом что-то шипело и шкварчало, как только зазвенели чашки, тарелки, вилки, ложки, Фёдор с отцом, как по команде, пошли мыть руки. Помощи своей они и не думали предлагать, а смирно сидели в зале, поскольку знали, что её это начнёт только раздражать, ведь мать была очень ревнивой хозяйкой. Между прочим, как-то раз она сошлась с Настей на этой почве, однако вышел не конфликт, а полное взаимопонимание, после чего обе нашли друг в друге приятную собеседницу по столь интересовавшим темам.
В ванной разговор их продолжился о кое-каких давних знакомых, кто как устроился, кто где живёт и т.п., более для соблюдения ритуала, нежели из реального интереса. Между прочим, Фёдор упомянул о вчерашней встрече с Алексеем, что жизнь у него не сложилась (он особенно на это напирал), отец в свою очередь, как оказалось, прекрасно того помнил и хоть был к нему равнодушен, но пожалел. Однако, что старый институтский друг теперь состоит в браке с его бывшей женой и положении, в котором та находится, Фёдор вопреки намерению говорить не стал, равно как и об её отце. Ему почему-то показалось, что в этих фактах присутствует гнильца, ощущение коей усиливалось при родителях.
– Так почему же она ушла? – озабоченно спросила мать, когда все уселись за стол, стоявший у окна на кухне. Стены её были несколько лет назад отделаны кафелем с дурацкими зелёными цветочками, чем-то ей понравившимися, сама выбирала, однако теперь не смотря на, а, может, и благодаря еженедельным протираниям почему-то посиневшими и наводившими на присутствующих грусть и лёгкую меланхолию. Фёдор расположился ближе к двери, как это обычно бывало с давних пор, отец посередине, а мать с противоположного края, почти у самой стены.