Сон разума

Фёдор сидел, положив перед собой левую руку, а на неё подбородок, и наблюдал, как подпрыгивает свёрнутое из бумаги подобие лягушки, которые любил делать в детстве (правда, тогда они у него получались искусней), когда он щёлкал по ней указательным пальцем. За окном начался яркий летний день, косые лучи Солнца мерно освещали всю поверхность стола, на котором разыгрывалось представление. Секретарь, одетая в лёгкий светло-зелёный костюм, юбка которого, чуть выше колен, немного помялась книзу, белую блузку, если не приглядываться, походившую на майку, и туфли, весьма изящные, но, видимо, неудобные, попыталась умилённо вздохнуть, но тут же взяла себя в руки. Однако всё её лицо, не очень красивое, но с первого же взгляда кажущееся крайне честным, быть может, из-за не в меру густых бровей, выражало потерянное любопытство, почти восхищение, ведь она сделала для себя неожиданное открытие: Фёдор Петрович – тоже человек. Сцена продолжалась непозволительно долго, он, конечно, сразу заметил, как та вошла (что не удивительно – она стояла прямо перед его носом), но специально не обращал внимания, специально не переменял позы, не прекращал своего забавного занятия, пусть, дескать, понедоумевает, ничего страшного, даже если болтать начнёт, кому это надо в конце концов.

– Ну, что там у вас? – спросил Фёдор, спокойно выпрямившись в кресле и дружелюбно смотря ей в глаза; приступ мизантропии начал проходить.

– Вот, подписать надо, – и секретарь начала привычно шурудить цветными закладками.

– Хорошо, давайте, – сказал он, беря папку из её рук, но не выказывая никакого особого участия. Пока Фёдор сидел, нагнувшись над бумагами, и ленивой рукой черкал свою подпись, она то ли от неожиданности, то ли от искреннего сердечного участия, то ли просто по-молодости вдруг сказала:

– Вам бы отпуск взять, Фёдор Петрович, – и тут же запнулась, покраснела, желая сразу исправиться, прибавила, – вы выглядите очень плохо, – стало ещё хуже.

– Да, Дарья Ивановна, – снисходительным начальническим тоном произнёс он; той, между прочим, было 24 года, – давно пора, – ответил Фёдор, не отрываясь от своего занятия, быть может, даже не расслышав произнесённых ею слов, однако она немного приободрилась из-за того, что сказала нечто уместное.

– Возьмите, – он подал ей папку обратно. – Там кто есть?

– Нет, никого.

– День хороший, опять, небось, курить по лавочкам разбежались.

– Нет, почему? Все на месте. Я думала вы про…

– Ну и дураки, в такой день не работать надо.

– Это уж как скажете, Фёдор Петрович.

– Я-то что? Я такой же нанятый… – он не договорил и, вопросительно посмотрев на секретаря, прибавил, – что-то ещё?

– Нет, ничего.

– Тогда чайку, пожалуйста, и от головы что-нибудь. У нас тут бывает что-нибудь от головы?

– Нет, но я свою дам, всегда с собой ношу. А сильно болит?

– Порядком, не высыпаюсь почему-то, бессонница замучила.

– А, может, вам к доктору?

– Может, и к доктору, но сейчас, пожалуйста, только чай и таблетку от головной боли.

Она быстро сообразила и сразу же вышла.

Вообще-то работы как всегда было достаточно хоть и рутина, однако делать что бы то ни было ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра, ни когда ещё ему не хотелось; после внезапного пароксизма человеконенавистничества вдруг сильно потянуло на улицу. Этого странного чувства Фёдор не испытывал давно, с юности, когда кажется, как где-то там, за окном происходит всё самое важное, самое интересное, пусть и не понятно, что именно, главное, что не здесь, где ты сидишь, испытывая тревогу от попусту растрачиваемого времени, а в другом неизвестном месте, и от неизвестности зуд становится ещё сильнее. Хочется куда-то вырваться, кого-то встретить, чем-то заняться, но не тут, тут – обыденность и определённость, а там… там грезится иная, новая жизнь, душевный подъём и сбытие всех-всех мечтаний. – В сих наивных чувствах после дежурных сантиментов с секретаршей генерального директора, он постучался к нему в кабинет.

– Здравствуйте, можно?

– Да, Фёдор Петрович, проходите, – тот спешно убрал что-то в ящик стола.

– Я закончил с этим контрактом, – и Фёдор положил ему на стол дерматиновую папку грязно-серого цвета. Бог знает когда он успел с ним разделаться, поскольку в последнее время его внутренние переживания оставляли мало места для практических действий, однако успел, правда, сейчас он был лишь предлогом.

– Ну, и какое заключение? что-то особое можете сообщить?

– В целом положительное, только цену надо будет отдельно обсудить, я всё в сопроводительной записке отразил.

– Хорошо, только вы бы у секретаря тогда оставили, мне сейчас некогда.

– Да я, собственно, не только за этим, – начальник удивлённо поднял брови и изобразил на лице ожидание. – Мне отпуск нужен.

– Вам срочно или так?

– Если бы так, то я бы не на прямую к вам обращался.

– Тогда подождите, – он встал из-за стола и прошёл к большому шкафу со стеклянными дверцами, в котором вряд стояли увесистые чёрные папки, достал одну из них, из неё в свою очередь небольшую стопку прошитых бумаг и протянул их Фёдору. – Посмотрите. Что вы об этом думаете?