Сон после полуночи (Клавдий)

— И эти — бородатые такие, с рыжими волосами и голубыми глазами, в блестящих доспехах!

— Германцы-телохранители?!

— Возможно… Они мне не представлялись! — усмехнулся моряк. — Окружила эта армия рынок — ни философам уже не уйти, ни нам с мальчиком с места сдвинуться.

И нищие, слышу, переговариваются между собой. Высокий такой, седой, у которого голова то и дело тряслась, говорит:

«Ах, друзья мои! Да разве я так уставал во время своих ученых занятий, как на этих проклятых приемах?»

«Чуждые дела — яд для разума!» — ответил ему другой нищий, и седой снова затряс своей головой:

«Ах, Паллант, Паллант! — принялся упрекать он, — Да разве я сам этого не понимаю? Но ни в ком, с кем я пытался заговорить об этом, я не нашел даже тени сочувствия! Ну, на кого, ответь мне, Паллант, или ты, Нарцисс, я могу положиться, чтобы всецело отдать себя любимому делу? На Гальбу?»

— На какого Гальбу? На сенатора?! — округлились глаза у Исаака.

— Откуда мне знать? — пожал плечами моряк. — Я только слышал, как этот Нарцисс стал говорить, что если довериться Гальбе, то еще неизвестно, как он себя поведет.

Одно дело, сказал он, отказаться от власти, не имея ее, и, совсем другое, ощутив ее сладкий вкус! Тогда седой повернулся к другому своему соседу и спросил:

«А что скажет мне Каллист?»

— О, боги! Паллант, Нарцисс, Гальба, да еще и Каллист! — затрясся от страха хозяин таверны. — Вот что, моряк! Я ничего этого не слышал, и вообще не видел тебя в глаза!

Иди отсюда, забирай свои проклятые денарии! И вам не советую слушать его бредни! — набросился он на принявшихся роптать посетителей. — Мало ли что может случиться с головой человека после кораблекрушения на подводных камнях?

После убийства Калигулы многие сенаторы предлагали Гальбе воспользоваться случаем и захватить власть, но он отклонил их советы, чем и снискал расположение Клавдия.

— Бре-едни?! — медленно поднялся из-за стола моряк. Достав из-за пазухи узел, он просунул в него два пальца и бросил на стол ауреус. — Это тоже, по-твоему, бредни?

Глядите и запоминайте, квириты, как выглядят ваши золотые монеты! А ты, Исаак, вели лучше подать нам вина и мяса! Я — угощаю!

Посетители во все глаза уставились на желтый кружок с изображением божественного Августа. Ремесленник осторожно, словно касаясь огня, перевернул его, и все увидели знакомую триумфальную арку.

Исаак глотнул слюну.

«А-а, будь, что будет! — не выдержав искушения, выхватил он ауреус из рук пожилого посетителя, пожелавшего узнать его вес. — Расскажет историю моряк — и уйдет. А золото — со мной останется! В крайнем случае, откуплюсь от доносчиков серебром. Впрочем, какие теперь при Клавдии доносчики?!»

Окончательно успокоившись от этой мысли, хозяин таверны подозвал слугу и приказал накрыть столы, а если еды окажется мало, то пусть повара зажарят еще мяса и запекут яиц.

— Так-то оно лучше! — усмехнулся моряк и, смахнув с колена подсевшую к нему девицу, продолжил: — Подошел я незаметно еще ближе к странным нищим и слышу, как бледный такой и худой, которого назвали Каллистом, говорит:

«Нет, на Гальбу нельзя полагаться!»

«А на Афера?» — спросил тогда седой.

«На него — тем более! — ответил Каллист. — Не забудь, что это чудовище погубило несчастную жену твоего брата, и ты не Калигула, чтобы прощать подобные злодеяния!»

«Тогда на Сенеку?» — никак не унимался седой.

Моряк оглядел, озадаченных его словами, посетителей и покачал головой:

— Вот, думаю, заноза этот старшой у философов! Ну, прямо, как мой триерарх, когда я плавал на «Галатее»! Но и ученики его оказались непростыми. Тот, который Нарцисс, осторожно так спросил:

«Почему именно Сенеку?»

«Он умен и очень обаятелен!» — объяснил седой, на что Паллант тут же ответил:

«Отдаленность увеличивает обаяние!»

«Что же мне тогда остается делать? Что?! — заволновался седой, но тут к нему, отделившись от преторианцев и германцев-телохранителей, подошел лекарь, пощупал пульс и дал какое-то снадобье. Вы можете себе представить — лекарь дал лекарство нищему!»

Посетители, набросившиеся на дармовое угощение, согласно кивали моряку.

— Да-да, именно так оно и было! — воскликнул он. — И вот здесь началось самое интересное! Охранники расступились, и мимо нас начали проходить знатные римляне в белых тогах с широкими пурпурными полосами…

— Сенаторы! — подсказал Исаак, оглядываясь на дверь.

— И другие — с полосками поуже.

— Всадники!..

— Те и другие принялись громко сочувствовать несчастной судьбе римских нищих и стали подавать нам… золотые ауреусы! Редко, очень редко кто протягивал денарии! Монеты сыпались, словно из рога изобилия. Я подумал, что сплю, но монеты были настоящими, нищие, и сенаторы — тоже! Поднимая упавшее к ногам золото и серебро, я настолько увлекся, что прослушал часть разговора нищих, и только немного придя в себя, услышал, как седой озадаченно спросил:

«Так значит, вы предлагаете во всем положиться на вас?» «О, да! — ответил ему Нарцисс. — Еще божественный Август сделал вольноотпущенника Лициния прокуратором в Галии!»