– Сказать по правде, мэм, я никогда не хотел быть Богом. Папаша настоял: семейные традиции и все такое. Я плюнул на теологические колледжи Лиги Плюща и подался в Калифорнию. – Лицо Бога приняло мечтательное выражение. – Крутой прибой, золотой песок, а девочки! Какие девочки… Разумеется, «вмешательство Всевышнего» – предмет обязательный, но я пропускал почти все лекции ради серфинга на больших волнах Биг-Сура! А прекращение войн… Это бездонная выгребная яма, мэм. Университетский диплом я все-таки получил, хоть и третьей степени с бесчестьем, зато научился фокусу с водой и вином[134]. Папаша пытался меня пристроить, но, видите ли, мэм, – Бог понизил голос, – на небесах повсюду кумовство. Знай вы, что творится в Граде Золотом, подумали бы, что франкмасоны всюду пробиваются исключительно своим умом. Важно не то, что ты знаешь, важно, кого ты знаешь, а главное – откуда. Закадычным друзьям Всемогущего достаются местечки с устойчивой демократией, а тех, у кого со связями напряг, отправляют в зоны военных действий или в миротворческие миссии. Мэм, у вас времени не найдется?
Госпожа Хохлатка взглянула на часы:
– Без двадцати пяти одиннадцать.
– Ах, чтоб его! Мне нужно вернуть видеокассеты в прокат, не то снова оштрафуют!
Бог щелкнул пальцами. Доска для серфинга взмыла со дна воронки и зависла в воздухе. Бог вспрыгнул на нее и помахал солнечными очками:
– Было чрезвычайно приятно побеседовать, мэм. Если вдруг попадете в беду, пошлите мне взмах крыла и молитву[135]! – Он принял кунгфуистскую стойку и унесся прочь.
Госпожа Хохлатка смотрела, как его божественное убожество пропадает в дальней дали.
– Ну-ну. Так я ему и поверила. Уж лучше как-нибудь сама, на честном слове.
Мучимый жаждой, я просыпаюсь в мареве предрассветных сумерек и вскрикиваю – надо мной склонилась старуха в черном. Судорожно дергаюсь, падаю с дивана.
– Успокойся, – говорит пожилая женщина в черном. – Успокойся, деточка. Тебе приснился сон. Это я, госпожа Сасаки из бюро находок на вокзале Уэно.
Я пытаюсь расслабиться, вдыхаю, выдыхаю. Госпожа Сасаки? Марево рассеивается.
Она улыбается, качает головой:
– Извини, что напугала. С возвращением в мир живых. Похоже, Бунтаро забыл тебя предупредить, что я утром зайду.
Напряжение наконец-то отпускает. Вздыхаю полной грудью.
– Доброе утро…
Она ставит на пол спортивную сумку:
– Я принесла кое-какие вещи из твоей квартиры, чтобы тебе было здесь удобнее. Ох, знала бы про синяк, захватила бы парочку стейков.
Мне стыдно, что госпожа Сасаки видела бардак в моей капсуле.
– Если честно, я думала, что ты уже проснулся. А почему ты не спишь в гостевой комнате?
Липкая сухость во рту, будто клей с песком.
– Мне тут спокойнее. Безопаснее, что ли. Госпожа Сасаки, а как Бунтаро узнал ваш номер в Уэно? Откуда вам известно про «Падающую звезду» и про Бунтаро?
– Я – его мать. – Госпожа Сасаки улыбается, видя мое изумление. – Знаешь, у каждого есть мать. Даже у Бунтаро.
Все встает на свои места.
– Почему же ни вы, ни он никогда об этом не упоминали?
– Ты не спрашивал.
– Мне и в голову не приходило спросить.
– Тогда зачем нам было об этом говорить?
– А моя работа?
– Бунтаро отправил тебя на собеседование, но места ты добился сам. Впрочем, сейчас это не важно. Вот позавтракаем и обсудим, как быть с твоей работой в бюро находок. Всему свое время. Сначала тебе надо принять душ и побриться, а то похоже, что ты неделю жил с бездомными в парке Уэно. Ты совсем себя запустил. А пока ты будешь приводить себя в порядок, я приготовлю завтрак. Надеюсь, ты съешь больше меня. Какой смысл спасать твою шкуру, если ты устраиваешь голодовку?