Сон длиной в зиму (СИ)

Она думала, что в холостяцких берлогах довольно грязно, но или Богдан недавно убирал, или у него было так мало вещей… Квартира выглядела жилой, но пустоватой, словно Орловский в одиночку никак не мог её заполнить.

Зоя вряд ли была хорошим помощником в этом деле.

Она села на диван, на который указал Орловский, сняла сапоги, оставив их в коридоре, но так и осталась в куртке. Тепло всё не приходило, а домашние тапочки, выуженные из какого-то комода, стоявшего на входе, мало кого могли согреть. Зоя расстегнула ненавистный пуховик, стянула шарфик, который душил больше, чем согревал, закрыла глаза и попыталась расслабиться.

Не вышло.

В голову лез всякий бред, совершенно непроизвольно. Зоя пыталась вытолкать прочь дурацкие мысли, но перед глазами то и дело появлялась мама, и ей выть от раздражения хотелось.

— Сойка, — Богдан, судя по тому, как прогнулся диван, сел рядом. — Сойка, будешь есть что-нибудь?

Зоя отрицательно покачала головой. Ей не хотелось. Кусок в рот не полезет…

— Не надо.

— Ты когда в последний раз ела? — он стянул с неё куртку, Зоя позволила, подчиняясь, как маленький ребёнок.

— Где-то в обед. Или утром. Не помню, — меланхолично ответила девушка, жмурясь. — Я не голодна. Честно-честно.

— Да кто бы сомневался, — усмехнулся Орловский. — Давай хоть чаю?

— У тебя есть что-нибудь выпить? — вместо этого спросила Зоя.

— Чай, кофе…

— Покрепче, — твёрдо произнесла она.

Дома был целый минибар. Дома была мама, на которую Зое и смотреть сейчас не хотелось. Чувство вины накрывало запоздало, и она чувствовала себя маленькой дурочкой, которая и вправду, как подросток, поддалась эмоциям и позволила себе такое, что для взрослого человека было бы просто позором. Зое ни с того ни с сего захотелось закрыться от всего мира, спрятать голову в песок, как настоящий страус… Забыться.

— Зоя, оно тебе не надо, — Богдан всунул ей в руки чашку с водой, но Зоя сделала только глоток и отдала обратно. — Ты просто перенервничала. И твоя мать очень жесткая женщина, с такой трудно жить. Тебе надо отдохнуть. Успокоиться…

— Я хочу забыться, — Зоя заглянула ему в глаза, впервые решилась на это — почему-то подумала, что ей всерьёз станет легче, когда алкоголь одурманит сознание, выжжет из него все мысли о матери, оставит место только хмельной боли и усталости. — Хотя бы глоток, Богдан!

— Зоя, сколько ты пила в своей жизни?

Она криво усмехнулась.

— И наверняка ничего крепче вина, — подытожил Орловский, хотя девушка не проронила ни единого слова. — Сейчас ты попытаешься напиться, и дело закончится тем, что тебя будет тошнить. Выворачивать наизнанку. А потом утром ты будешь жалеть обо всём, что наговоришь по телефону, наделаешь здесь или мало ли ещё о чём.

— Ты что, — Зоя усмехнулась, — не напивался никогда?

— Не-а, — легко ответил Богдан. — И тебе не советую.

Она наконец-то полностью избавилась от куртки, забралась с ногами на диван и взглянула на Богдана так, словно уже была пьяная.

Картинка перед глазами то ли от слёз, то ли от усталости плыла, подпрыгивала, становилась размытой и смешной. Зоя с трудом подавляла желание разрыдаться или закричать, пытаясь выплеснуть на свободу весь скопившийся внутри негатив. Ещё и накатила жуткая, невероятная усталость, и девушка чувствовала себя рабыней собственного тела.

Теперь даже разговаривать было трудно. Переохлаждение и стресс сделали своё дело, Зоя почувствовала, что ей никакой алкоголь не надо, задурманила собственная усталость. Хотелось закрыть глаза и не открывать их больше.

— Пойдём, — Богдан потянул её за руку. — Ляжешь в кровать. Поспишь.

— А ты? — вяло спросила Зоя, даже не понимаясь с дивана. — Ты куда?

— На диване переночую, — пообещал он. — Ты можешь встать?

У Зои не болели ни руки, ни ноги, только дико колотилось сердце, пытаясь выпрыгнуть из груди. И встать она, наверное, могла, хотя не попыталась даже, просто закрыла глаза и подалась вперёд, чувствуя, как Богдан обнимает её за талию.

— Ну да что такое с тобой, Сойка, — его хриплый шепот прозвучал особенно интимно, и Зоя почувствовала, как дыхание щекочет шею. — Подумаешь, поругалась с мамой. Кто-то каждый день ругается. Я со своими уже полгода не виделся, и живой, как видишь. Ну чего ты? Пойдём. Ты поспишь, а завтра…

Богдан не договорил, очевидно, не желая обещать того, что потом может не сбыться. Он осторожно поднял её на руки, поняв, что нет смысла просить подняться, и Зоя уцепилась в его плечи, сминая ткань пуловера.

Мелькнула в голове дурацкая мысль, что её до этого никто никогда на руках не носил. Стало неловко, и Зоя чувствовала, как горит лицо. Наверное, она опять была вся красная, растрёпанная, в дурацкой домашней одежде, в которой ушла из дома. Спасибо, хоть не любимая юбка десятилетней давности, с заметной такой дырой, а что-нибудь более-менее приличное…