— Красота, — выдохнула она, заметив то, что мама называла детскими поделками*, на самых видных местах. А ведь и вправду выглядело дорого… Почему Елена Леонидовна так фыркала, называя рукоделие детской блажью?
Богдан отступил на шаг, окинул скептическим взглядом свою работу и хмыкнул:
— Раз тебе нравится, больше никаких совершенствований. Садимся?
— Подожди! — Зоя вдруг вспомнила о том, что в мамином баре была целая куча дорогого алкоголя, о существовании которого Елена Леонидовна практически забыла. — Давай выпьем что-нибудь. Ну хотя бы когда будет двенадцать! Шампанского, например. Откроешь?
— Открою, — кивнул Богдан, даже не думая спорить.
Зоя скрылась в маминой спальне на несколько секунд, чтобы вернуться оттуда с бутылкой самого лучшего шампанского, которое только смогла отыскать.
— Тебя потом не прибьют за распитие элитного алкоголя?
— Мама даже не в курсе, что оно дорого стоит, она никогда не прогугливает, что ей дарят. А я проверяю, — усмехнулась Зоя, вручая парню бутылку. — Открывай. У нас же праздник!
Шампанское открылось с тихим хлопком, Зоя даже не вздрогнула, хотя она обычно пугалась громких звуков. Богдан не разбил люстру, не оставил внушительную дыру в потолке, не произвёл столько шума, что хоть из дома потом беги, он вообще открыл бутылку образцово-показательно, словно пытался даже случайно не оставить напоминания о своём пребывании здесь, чтобы Елена Леонидовна не ходила с лупой и не выискивала следы присутствия посторонних.
Зоя знала главный рецепт сокрытия этой шалости от матери: не оставлять очень заметных следов. В голове у неё крутилось мамино "хулиган!" и "ты хотя бы можешь предположить, сколько у него было таких, как ты?", порождённые рассказами Лебедовой, любящей цитировать личные дела своих студентов, а ещё Иры с Аней. Нет, Елена Леонидовна даже предположить не могла, что её образцовая, послушная дочь приведёт в канун Нового года в дом не одобренного ею парня.
Пусть даже встречались они…
— Сойка, ты хоть есть что-нибудь будешь? Или тут яд, и ты пытаешься избавиться от мешающего тебе поклонника?
Бойкий, уверенный тон Богдана выдернул её из задумчивости, и Зоя широко улыбнулась, поднимая на него глаза.
— Буду. Здесь всё-всё съедобное! Клянусь! — пообещала она и тут же рассмеялась, чувствуя себя какой-то глупой дурочкой, тающей от глотка шампанского и взгляда привлекательного парня, невзначай брошенного на неё. Если она не перестанет сходить с ума, то, возможно, превратится в таких же несчастных девушек, как те, примерами которых сотрясала её мать, угрожая Зое потерей карьеры, потерей счастья…
Какого счастья? Оно было, это счастье?
Зоя поверить не могла, что так опьянела от глотка шампанского. Она смотрела на сидевшего напротив Богдана, и тот, как будто в странной дрёме, казался полуразмытым, нечётким, будто не отсюда. Пришлось несколько раз тряхнуть головой, и уже тогда картинка сформировалась, стала более резкой и понятной.
— У тебя точно всё в порядке? — уточнил опасливо Орловский. — Зоя, ты меряла температуру?
— С моей температурой всё замечательно, — кивнула Зоя, хотя это было вообще не точно. — Правда! Я в полном порядке. Просто… Никогда прежде не обманывала маму. Чувствую себя аферисткой века!
— Твоя мама не имеет права распоряжаться твоей жизнью.
Вместо того, чтобы ответить, Зоя предпочла заняться едой в своей тарелке. Вкус действительно был отличный, она могла гордиться собой как кулинаром, но эта небольшая месть матери отдавала не то горечью стыда, не то сладостью окончательной победы над чужой тиранией.
— Ты совершенно прав, — кивнула Зоя. — Но прежде я считала по-другому, и она имела право делать с моей жизнью всё, что угодно.
Богдан, правильно истолковав горькие нотки в её словах, подался вперёд и накрыл своей рукой ладонь Зои. Она улыбнулась в ответ, чувствуя мягкое тепло его поддержки, и подумала — неужели и вправду, чтобы стать счастливой, надо было просто начать жить?
…Время летело, как бешеное. Зоя чувствовала себя человеком, празднующим Новый год в последний раз в жизни — по крайней мере, она никогда прежде так не хохотала, столько не пила, хотя это ведь всего лишь шампанское, и раньше не чувствовала себя такой свободной.
Когда били куранты, и Богдан, смеясь, предложил загадать желание, Зоя со своим была искренней — мысленно попросила у неизвестного Деда Мороза, который уж точно никакие подарки ей дарить не будет, чтобы этот сон длиной в зиму не заканчивался настолько долго, насколько это вообще возможно. Она б весь календарь поместила в зиму, огласила бы даже июль и август временем самых суровых снегов, лишь бы только не терять ту странную связь, созданную "понарошку", не специально.
Стало вдруг интересно, а что загадал Орловский?
После обращения президента начался следующий концерт, но Зоя уже не концентрировала внимание на песнях.
— Потанцуем? — улыбаясь, предложил Богдан, и вспомнился почему-то вечер в ресторане, когда тот незнакомец, который всё не хотел оставить Зою в покое, приглашал её на танец.