Сон длиной в зиму (СИ)

— Но я хочу всё исправить! — воскликнула Лера с таким видом, словно Зоя только что вонзила ей кинжал в сердце. — Ты даже этого мне не разрешишь сделать?

Девушка в ответ меланхолично пожала плечами.

— Кто ж запретит? Исправляй.

Она потянулась к мобильному и сделала вид, что заинтересованно читает первую попавшуюся под руки статью.

— Я понимаю, ты обиделась, — не унималась Лера, очевидно, осознававшая, что вина в этом конфликте была не на Зое. — Но Зойка… Мы же столько времени дружили! Нельзя всё просто так взять и развалить.

Ну, в целом, Зоя согласилась бы, если б не помнила, как рьяно Ира требовала от неё в туалете той кафешки, чтобы Горовая больше никогда даже не приближалась к Богдану. И фырканья с задней парты её тоже не радовали.

— Зойка, — вновь заговорила Лера, — я предупредить хотела. Он же правда не понравится твоей маме! Ну ты же знаешь! А она узнает. Если не узнает сама, найдутся добрые люди, которые расскажут. Та же Анька. Или Ирка. У них же есть номер твоей матери! — Зоя молчала. — Я просто это… Ну…

— Хочешь рассказать мне, что наши отношения обречены? — фыркнула Зоя, косясь на часы.

Неужели это занятие изволит всё-таки начаться и прекратить именуемый разговором фарс?

— Хочу сказать, что если тебе вдруг понадобится помощь, то ты можешь ко мне обратиться, — твёрдо заявила Лера, прекрасно знающая, что Зоя никогда этого не сделает. — Ну, если прикрыть там или что-то в этом роде. Ну мы же прекрасно знаем твою маму!

Да, Зоя прекрасно знала свою маму, потому для неё Богдан оставался аккомпаниатором. И, наверное, ещё достаточно долго им будет, хотя Зоя сама осуждала себя за такое трусливое, странное поведение.

Глава шестая

15 декабря, 2019 год

Если Зоя и могла что-то с абсолютной точностью утверждать про свою маму, так это то, что Елена Леонидовна терпеть не могла гостей. Каждый раз, когда к ним приходили посторонние, мама встречала их на пороге с вежливой, профессиональной улыбкой, будто приклеенной к её лицу — следствие того, что женщина занимала руководительскую должность. Гости сначала принимали это за радушие, считали, что женщина с ними добра и вообще в восторге от этой встречи.

Зоя эту улыбку ненавидела.

Она знала, что мама натягивала её на лицо, как некую маску, с удивительной, тоже профессиональной лёгкостью, и что могла раздаривать такие улыбки направо и налево, ничего не теряя в моральном плане. Так улыбаясь, Елена Леонидовна подписывала договора и увольняла провинившихся сотрудников.

Те, кто знал её чуть ближе, рано или поздно начинали понимать, что искренности в её профессиональной улыбке нет ни грамма. Елена Леонидовна примеряла её так, как другие люди примеряют какой-нибудь костюм.

И, надо сказать, она практически всегда выигрывала — умудрялась таким образом завоевать сердца тех, кто на самом деле был ей совершенно безразличен.

С Зоей мама вела себя, разумеется, по-другому. Она могла быть сердитой, разгневанной, злой, могла быть доброй и ласковой, утешать или ругать, хотя ругать-то зачастую было не за что. Иногда Зоя чувствовала себя таким себе мусорным баком, в который мама вышвыривала все свои настоящие, прятавшиеся за улыбающейся маской эмоции, накопившиеся за день. Когда стала старше, научилась первые несколько часов после возвращения матери с работы не попадаться ей на глаза, чтобы не принимать на свой счёт весь тот негатив, которым Елена Леонидовна так щедро делилась.

Потом привыкла.

Сейчас же, наблюдая за тем, как мама радостно, со счастливой улыбкой на губах накрывала на стол, расставляла тарелки, Зоя всё никак не могла понять, откуда столько энтузиазма. Она ведь знала маму лучше всего на свете. Откуда такое предвкушение? Тем более, гости…

— Поставь тарелки, — Елена Леонидовна впихнула сервиз, стоявший в буфете четыре года нетронутым, дочери в руке. — Как думаешь, пятеро… Влезем?

Квартира у них была небольшая, стол — рассчитан на двоих-троих, но точно не на пятерых, и Зоя, если честно, понятия не имела, куда пристроить ещё две тарелки. Они вытащили стол на середину кухни — собственно, для этого его пришлось отодвинуть от стены на каких-то полметра, больше узкая кухонька не позволяла, а переносить в гостиную мама ничего не хотела, — и Зоя кое-как пристроила тарелки на противоположном конце стола, с опасением подумав, что еду придётся устраивать себе на голову.

Новые традиции, причина которым — вечные хрущёвки, в которых не развернуться и по-человечески не расположиться.

— Влезем, — уверенно кивнула мама. — Сядешь тут, — она указала на одно из мест, — а я во главе стола, хозяйка всё-таки…

Ну конечно, не Зое же там сидеть. И не гостям…

— Так а кто придёт? — наблюдая за тем, как мама расставляла блюда на кухонной поверхности, потому что на стол у них уже не было шансов попасть, поинтересовалась Зоя. — И стулья, наверное, принести надо…

Мама не ответила, только сверилась с часами — и таинственные гости, оправдывая её ожидания, позвонили в дверь.

— Пойди, открой, — поторопила Зою она. — Стулья я сама принесу.