Соловей

– Я не о себе беспокоюсь, мадам. Ари должен немедленно стать Даниэлем. А вы должны быть крайне осторожны. Гестапо и СС, они… звери. Союзники крепко наподдали нам в Африке. А это окончательное решение еврейского вопроса… зло, которое невозможно понять. Я… – Он помедлил, пристально глядя в глаза Вианне. – Я хочу защитить вас.

– Вы уже защищаете. – Она шагнула к нему, понимая, что совершает ошибку, он шагнул к ней.

В кухню влетела Софи:

– Мам, Ари просит есть.

Бек замер на месте. Потянулся за вилкой – коснувшись ее руки. Наколол аппетитный кусочек колбаски, хрустящий кубик картофеля, поджаристый лук. Медленно прожевал, не отводя глаз от Вианны. Он стоял так близко, что она чувствовала на щеке его дыхание.

– Вы превосходно готовите, мадам.

– Спасибо, – сдавленно пробормотала она.

Бек чуть отодвинулся:

– Сожалею, но не могу остаться на ужин, мадам. Я должен идти.

Вианна с трудом отвела взгляд, улыбнулась Софи:

– Тогда накрывай стол на троих.

Ужин стоял на плите, чтоб не остыл, а Вианна поднялась к детям в спальню.

– Софи, Ари, мне нужно поговорить с вами.

– Что случилось, мам? – Софи мгновенно насторожилась.

– Они депортируют евреев, родившихся во Франции. И детей тоже.

Софи шумно втянула воздух и с ужасом посмотрела на трехлетнего Ари, беззаботно прыгавшего в кроватке.

Он слишком мал и не поймет, что должен стать другим мальчиком. Ему можно внушить, что теперь его зовут Даниэль Мориак, но он же не поймет почему. И если будет ждать, что мать вернется, то рано или поздно обязательно проговорится. Его депортируют, а их всех, наверное, расстреляют. Нельзя так рисковать. Она вынуждена разбить его сердце ради его же спасения.

Прости меня, Рашель.

Они с Софи переглянулись.

– Ари, – ласково проговорила Вианна, наклоняясь и беря лицо мальчика в ладони, – твоя мама теперь с ангелами на небесах. Она не вернется.

– Как это?

– Она ушла навсегда. – Вианна чувствовала, что вот-вот расплачется. Но придется повторять эти страшные слова, пока малыш не запомнит. – Теперь я твоя мама. И тебя теперь зовут Даниэль.

Мальчик нахмурился, выпятил губы, растопырил пальцы, словно пересчитывая их:

– Ты говорила, она скоро вернется.

Вианна ненавидела себя, но все же сказала:

– Нет, не вернется. Она ушла навсегда. Как тот крольчонок, помнишь?

Месяц назад они похоронили во дворе погибшего крольчонка.

– Ушла, как зайчик? – Карие глазки налились слезами, губы задрожали.

Вианна подхватила малыша на руки, принялась гладить, шептать что-то ласковое. Наконец он успокоился настолько, чтобы она смогла чуть отодвинуться и заглянуть ему в лицо:

– Ты понял меня… Даниэль?

– Ты будешь моим братиком, – вступила Софи. – По-настоящему.

Душа разрывалась в клочья, но Вианна понимала, что это единственный способ спасти сына Рашель. Она молила Господа, чтобы малыш забыл, что на самом деле он Ари, и от этой молитвы становилось еще горше.

– Ну-ка скажи, – как можно более спокойно постаралась произнести она, – скажи, как тебя зовут.

– Даниэль. – Мальчик явно был сбит с толку, но старался быть послушным.

В тот вечер Вианна раз десять задавала ему этот вопрос – когда они ужинали, и потом, когда вместе мыли посуду, и когда переодевались ко сну. Можно лишь уповать на Бога, чтобы нехитрой уловки оказалось достаточно, чтобы документы не вызвали подозрений. Никогда больше она не назовет его Ари и даже не подумает о нем как об Ари. Завтра пострижет мальчика покороче, а потом пойдет в город и расскажет каждому встречному (и в первую очередь главной сплетнице Элен Рюэль), что ей пришлось приютить ребенка умершей кузины из Ниццы.

Помоги нам всем Господь.

Двадцать пять

Изабель, вся в черном, пробиралась по пустынным улочкам Карриво. Комендантский час давно наступил. Изредка прорывающийся сквозь пелену облаков узкий серп луны еле освещал булыжную мостовую.

Она напряженно прислушивалась к звуку шагов, моторов и замирала при каждом подозрительном шорохе. На окраине города перелезла через увитую розами стену, не обращая внимания на шипы, спрыгнула на влажную черную землю. Изабель была уже на полпути к назначенному месту встречи, когда над головой проревели три аэроплана – так низко, что деревья и земля задрожали. Пулеметные очереди, взрывы, вспышки света.

Тот аэроплан, что поменьше, сделал вираж, развернулся. Она разглядела американские опознавательные знаки на крыльях, пока самолет набирал высоту. Через минуту донесся свист падающих бомб – нечеловеческий пронзительный вой, а потом взрывы.

Аэродром. Они бомбят аэродром.

Самолеты заходили на следующий круг. Вновь пулеметные очереди, и вот американский самолет подбит. За ним потянулся шлейф дыма, раздался рев, и самолет, вращаясь, устремился к земле; на металлических плоскостях поблескивал лунный свет.

Сбитая машина врезалась в лес, ломая деревья как спички. Удар сотряс землю, во все стороны разлетелись мелкие стальные детали. Удушающий запах дыма окутал Изабель, а потом – гулкое ууух, и самолет исчез в языках пламени.

В небе раскрылся купол парашюта, человек, болтавшийся под ним, был не больше точки.