Соловей

Она больше не видела, куда идет. Просто брела вверх, натянув шарф на лицо и мучительно борясь с желанием закрыть глаза. Прерывистое дыхание сначала согревало шарф, а потом ткань замерзла, обратившись в кусок льда.

– Пришли, – донесся из темноты зычный голос Эдуардо. Так высоко в горах можно было не опасаться ни немецких, ни испанских патрулей. Здесь жизни угрожала только стихия.

Изабель повалилась прямо на острые камни. Вскрикнула от боли, но и только – на большее сил не осталось.

Со стоном «Боже всемогущий» рядом рухнул Маклей и тут же начал сползать куда-то вниз. Изабель вцепилась в его руку и удержала.

– Не здесь, – буркнул Эдуардо. – Пастушья хижина. Вон там.

Изабель еле встала. Последняя в цепочке, дрожа от холода, она дожидалась, пока поднимутся остальные. Обхватила себя руками в попытке удержать внутри остатки тепла, но там ничего не осталось. Она чувствовала себя цельным куском льда, в любой момент готовым расколоться. Сознание ускользало, приходилось то и дело встряхивать головой, чтобы сбросить наваливающееся оцепенение.

Потом она расслышала шаги и поняла, что рядом стоит Эдуардо, все лицо в ледяной крошке.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Промерзла насквозь. На ноги боюсь смотреть.

– Мозоли?

– С тарелку размером, точно. Не пойму, башмаки снаружи промокли или изнутри пропитались кровью.

Слезы застывали, еще не пролившись, ресницы смерзлись.

Эдуардо взял ее за руку и помог добраться до хижины, где он уже развел огонь. Лед постепенно таял, и у ног Изабель быстро накапала с волос целая лужица. Англичане падали кто где стоял и, привалившись к деревянной стене, тут же тянулись за рюкзаками и принимались шарить там, доставая еду. Маклей махнул Изабель.

Пробравшись между остальными, она опустилась рядом с ним. В тишине, нарушаемой только сдавленными стонами и чавканьем, съела сыр и яблоки.

Как уснула, Изабель не помнила. Вот она вроде жует, а в следующую минуту Эдуардо уже будит ее и в грязное окошко пробивается сероватый дневной свет. Они проспали весь день, уже вечерело.

Эдуардо разжег очаг, сварил котелок эрзац-кофе. Доели хлеб и твердый сыр – неплохо, но совсем недостаточно, чтобы утолить голод.

Эдуардо пустился в путь бодрым шагом, ловко карабкаясь по обледеневшим, предательски скользким сланцевым плиткам козьей тропы.

Изабель выбралась из хижины последней. Тоскливо взглянула на тропинку. Горные пики скрылись под серыми облаками, крупные снежные хлопья заглушали все звуки, и лишь шумное дыхание путников нарушало тишину. Мужчины, один за другим, удалялись, превращаясь в черные точки на белоснежном склоне. Изабель решительно шагнула навстречу стуже и полезла вверх по тропе. В снежном тумане она не различала теперь ничего, кроме широкой спины карабкающегося впереди летчика.

Эдуардо был по-прежнему безжалостен. Не замедляя шаг, поднимался по извилистой тропинке и, казалось, вовсе не замечал ледяного холода, разрывавшего легкие при каждом вдохе. Изабель упорно шагала, подбадривая англичан, когда те начинали отставать, – уговаривала, поддразнивала, понукала.

Отстань кто-нибудь из них, потеряй из виду товарищей – и останется навеки в этой ледяной мгле. Отойти от тропы на несколько футов – неминуемая смерть.

Кто-то со стоном упал. Один из канадцев. Он хрипел, опустившись на колени.

Изабель присела на корточки рядом, и спина мгновенно начала застывать.

– Со мной кончено, куколка, – попытался он улыбнуться сквозь промерзшие усы.

– Вы же Тедди, правильно?

– Точняк. Послушай. Я готов. Иди дальше.

– Тедди, у вас в Канаде есть жена или девушка?

Лица его она не видела, но слышала, как он чуть всхлипнул.

– Это нечестно, куколка.

– Жизнь и смерть – это вообще нечестно, Тедди. Как ее зовут?

– Элис.

– Вставайте, ради Элис, поднимайтесь, Тедди.

Парень шевельнулся. Она подставила ему плечо, помогла встать. Вздрогнув всем телом, Тедди сделал шаг.

– Ладно, все в порядке. – И побрел дальше.

Изабель бил озноб, внутренности сводило от голода, во рту пересохло, но она не останавливалась. Мысли путались, и постепенно осталась лишь одна: надо сделать шаг, и еще шаг, и еще.

На исходе ночи снегопад перешел в дождь, шерстяные плащи, высохшие возле очага в хижине, вновь промокли и отяжелели. Изабель не заметила, когда тропа пошла вниз. Просто в какой-то момент один из них падал, оскальзываясь на мокрых камнях, и съезжал по склону. Удержать человека было невозможно, разве только помочь подняться, когда тело натыкалось на препятствие.

Рассвело. Эдуардо остановился и показал на черный провал в склоне горы – вход в небольшую пещеру. Мужчины, тяжело дыша, забились внутрь, вытянули ноги. Изабель слышала, как они роются в рюкзаках, доставая остатки съестного. Где-то в глубине пещеры зашуршал зверек, скребя когтями по земляному полу. Из стен торчали корни, между камней просачивалась вода. Эдуардо развел костер, использовав для растопки сухой мох, собранный еще накануне и запасливо сохраненный в поясном кармане.

– Ешьте – и спать, – скомандовал он. – Завтра последний рывок. – Сделав длинный глоток из своей кожаной фляги, Эдуардо вышел из пещеры.