– Иди позови капитана ужинать. Изабель уехала, а вместе с ней уехали и ее чрезвычайные советы. Все, хватит, ступай.
Вианна вытащила тяжелое керамическое блюдо, выложила на него жареную рыбу, вокруг – овощи и консервированные лимоны, присыпала рубленой петрушкой. Терпкий лимонный соус, в котором плавали хрустящие прижаренные ломтики, облагородило бы сливочное масло, но и без того пахло божественно. Она внесла блюдо в гостиную, где Софи с капитаном Беком уже сидели за столом.
Он – на месте Антуана.
Вианна споткнулась.
Бек тут же подскочил, отодвинул для нее стул и принял блюдо из рук.
– Выглядит сильно привлекательно, – искренне похвалил он. И вновь его французский был не совсем точен.
Вианна заняла свое место за столом. Не успела и рта открыть, как Бек уже наливал ей вино.
– Прекрасное «Монраше» тридцать седьмого года, – сообщил он.
Вианна знала, что по этому поводу сказала бы Изабель.
Бек сидел напротив, Софи – по левую руку от нее. Девчушка болтала о школьных делах. В паузе Бек вставил что-то насчет рыбалки, и Софи расхохоталась. Как же Вианне сейчас недоставало Изабель, ее отсутствие ощущалось столь же болезненно, как прежде – присутствие.
Вианне почудилось, что эти слова только что прозвучали на всю комнату. И как раз в этом сестра была права. Вианна не забудет ни злополучный список, ни уволенных коллег, ни Бека, сидящего в своем кабинете с горами съестного под ногами и портретом фюрера над столом.
– …И после этого моя жена разочаровалась в моем умении обращаться с сетями, – с улыбкой рассказывал он.
Софи весело смеялась.
– А мой папа однажды упал в речку, когда мы ходили на рыбалку, да, мам? Он сказал, что рыбина была такая большая, что утянула его в воду, верно, мам?
Вианна моргнула, приходя в себя. Не сразу она сообразила, что ее приглашают поучаствовать в беседе.
Все это как-то… странно, не сказать хуже. Все прошлые совместные с Беком обеды проходили почти в полном молчании. Да и кто решился бы мило болтать под откровенно гневным взглядом Изабель?
Вианна поняла, что он имел в виду. Напряженность, царившая в доме – и за этим столом, – рассеялась.
Какие еще изменения последуют с отъездом Изабель?
Как, интересно, ей это удастся? И когда она в последний раз так сытно обедала… и слышала смех Софи?
На Лионском вокзале толпились немецкие солдаты. Изабель вышла из вагона, прижимая к себе велосипед. Задача не из простых, учитывая, что чемодан безжалостно колотил ее по бедру, а со всех сторон то и дело толкали нетерпеливые парижане. Об этом возвращении она мечтала много месяцев.
Париж в ее грезах был все тем же довоенным Парижем.
Но сегодня днем, в понедельник, она увидела, как все изменилось. Здания, может, и остались на месте, и следов бомбежек не заметно, но на город будто набросили серую пелену. Она катила на велосипеде по бульварам, и ее окружала тишина утраты и отчаяния.
Любимый город был похож на прелестную в прошлом куртизанку, постаревшую и подурневшую, потасканную и брошенную многочисленными любовниками. Меньше чем за год волшебная атмосфера Парижа улетучилась, изгнанная грохотом сапог по улицам, свастиками, свисающими с каждого памятника.
По городу теперь ездили лишь черные «мерседесы» с нацистскими флажками, закрепленными на крыльях, армейские грузовики и порой – танки. Все окна в домах вдоль бульваров затемнены, ставни закрыты. На каждом углу приходилось притормаживать – мешали ограждения и сбивали с толку черные жирные буквы указателей по-немецки; вдобавок часы переведены на два часа вперед – германское время.
Изабель упорно крутила педали, минуя стайки солдат и кафе, где сидели только люди в форме. Поворачивая на бульвар Бастилии, она заметила, как пожилая дама на велосипеде пытается обогнуть заграждения. Путь ей преградил нацист, распекая по-немецки, – дама определенно его не понимала, но развернула велосипед и заторопилась прочь.
На дорогу до книжного магазина ушло гораздо больше времени, чем предполагалось, и к тому моменту, когда Изабель подкатила к дверям, она чертовски устала. Поставив велосипед под деревом, подхватила чемодан. В окне бистро оглядела свое отражение: криво подстриженные светлые волосы; на бледном лице выделяются ярко-красные губы (помада – единственная косметика, что у нее осталась); поношенный дорожный костюм – жакет в синюю и кремовую клетку, синяя юбка и шляпка в тон. Перчатки выглядят похуже, но в нынешние времена на такие пустяки не обращают внимания.
Она хотела произвести впечатление на отца. Пускай увидит ее повзрослевшей.