– Могу Вас заверить, что мальчик в это время был в лесу и играл в городки. Он не мог взять у Вас эту вещь, в момент пропажи вещи он был у меня на глазах, – Железманов старался говорить почтительно, но в то же время пытался вложить в свои слова максимум убедительности. Ему удалось выиграть этот небольшой бой, внимание от мальчика опять переключилось на взрослых:
– Нет справедливости в этом мире, сидят на моей шее нахлебники и только ждут моей смерти, – продолжала бурчать женщина.
– Насколько я понимаю, что и ранее вещи пропадали, а потом появлялись? – опять позволил себе выступить Петр. В ответ было молчание – возразить было нечего.
– Тогда, скорее всего, и балеринка появится, – добавил молодой следователь.
Словом, обед прошел еще в более тягостной атмосфере, чем это было вчера. Хоть и опять на стол были поданы блюда, приготовленные умелой рукой, но ни куриный бульон с лапшой, ни фаршированная щука, ни ветчина с горошком не принесли удовольствия никому из присутствующих.
После обеда Павел сказал своему наставнику:
– Спасибо, я думал, меня опять без чая на несколько дней оставят. Один раз так же вазочка пропала, на меня тогда подумали, а потом она нашлась. А я не брал.
Оставить без чая – весьма распространенный в дореволюционной России вид наказания для детей в семьях, где имелся достаток. Суть наказания была не столько в лишении напитка из чайного листка, сколько в запрете потреблять те сладости, которые к этому напитку прилагались.
***
Вторую половину дня Железманов занимался с мальчиком рисованием. Заниматься пришлось в комнате: погода стала капризничать, поднялся ветер. Вечером, когда пошли пить чай, на камине неожиданно обнаружилась балерина. Она стояла на одной ноге, подняв изящные ручки, а лицо выражало такое вдохновение, что казалось, что она сама опустилась сверху и приземлилась на край камина. Ее бережно передали в руки хозяйки. На слова благодарности никто не рассчитывал, их и не последовало:
– Вот то-то же. Испугались, что я к нотариусу поеду, наследства лишу. Впрочем, мне и так все надо отписать Жули.
Жули – та самая мелкая собачонка, с которой все время ласкалась женщина, вертелась рядом. Так они втроем гордо удалились: выжавшая из ума старуха, маленькая собачонка и изящная балерина.
Третий день тоже не принес никакой значимой информации, кроме еще одного подтверждения того, что никакой ясности с мотивами нет и что в доме и в самом деле происходят странные вещи, а обстановка царит самая напряженная.
Особенно это проявилось во время вечернего чаепития. Петр и его подопечный отправились на террасу. Когда было тепло, обычно чаевничали там. Агафья под открытым небом ставила большой самовар, поддерживая его в рабочем состоянии. На стол ставились большой заварной чайник, тарелки с пирожками, плюшками, вазочки с вареньем, нарезанный кусками белый хлеб. Обитатели дома Сабанеевых приходили, наливали себе чай и брали с блюд все, что душа хотела. Никто не скрывал, что все старались поесть отдельно друг от друга. Если бы не эта традиция чаевничать и завтракать отдельно друг от друга, то родственникам помещицы Сабанеевой грозил бы самый настоящий голод: за обедом нередко разворачивались такие баталии (к счастью, пока только словесные), что аппетит пропадал напрочь у всех, ну кроме как у самой Марии Михайловны и ее вредной Жули.
Для Павлика чаепитие вообще было самым приятным приемом пищи: выпечка у Агафьи получалась отменной, варенье всегда было душистым и вкусным. К тому же не надо было ежесекундно думать о тонкостях этикета. Конечно, ни прежний гувернер, ни Петр не разрешили бы мальчику черпать ложкой варенье из общей чашки, шумно прихлебывать чай, но все же на некоторые мелочи могли закрыть глаза.
Однако сегодня приятного времяпровождения не получилось. Сабанеева обычно пила чай самой последней. Вернее не так. Она обычно пила чай поздно, около пяти или около половины шестого. Остальные, зная об этой привычке, старались побаловать себя чайком пораньше. Вот и сегодня Петр и Павлик пришли, как обычно, в четыре. Пирог с черникой своим ароматом сводил с ума. И в самом деле, что может быть лучшим лакомством в это время года? С ним могут соревноваться только пенки с черносмородинового варенья. Но когда чай был налит в чашки, а два очень симпатичных куска пирога заняли места на порционных тарелках, на террасе появилась сама Мария Михайловна. С видом римской императрицы она уселась за стол. Верная Люся налила ей чай и положила кусок пирога. Неожиданно Жули сорвалась с места и понеслась в сторону кустов сирени.
– Жули, ты куда? Вернись, ты поцарапаешься о ветки! Люся, ты куда смотришь?
Горничная, которая в этот момент подносила старухе тарелку с пирогом, была вынуждена все бросить почти в прямом смысле этого слова, то есть поставить тарелку не под самым носом пожилой женщины, а чуть подальше и бежать за собачонкой. Мария Михайловна вполне могла протянуть руку, причем совсем ненамного и желаемое лакомство было бы рядом. Но зачем такие простые решения, когда жертва сидит рядом? Ее взгляд упал на Павла.