Соломка и Зверь

- Да, мешает. Мне не по себе от одной мысли - я не могу понять, как так быстро ты всё забыл. Всю свою ненависть. Ты был таким злым, таким настойчивым, таким правым в своих убеждениях… и просто взял да забыл? Думаю, так не бывает!

Он пожал плечами, будто никаких ужасных признаний не услышал.

- Не знаю. Так произошло и всё.

- И я этого не понимаю!

Медленно отодвинувшись от ноута, Гнат повернулся так, чтобы было видно лицо и заговорил:

- Мы, племя, не считаем нужным постоянно оглядываться назад и анализировать, что и зачем произошло. Я уже сделал вывод, не подлежащий пересмотру - я был глуп, вёл себя неверно, но смог это понять раньше, чем случилось что-нибудь плохое. Я не горжусь тем своим поведением, оно было неправильным, не приносило радости ни мне, ни тебе. Оно было откровенно глупым, потому что вело к саморазрушению. А я понял, что не хочу разрушаться и разрушать тебя, наоборот, я хочу созидать, строить что-то новое, вечное... С тобой. Теперь всё позади, не стоит тратить силы и нервы на страхи. Не бойся мне верить.

- А дети? Ты хочешь детей?

- Конечно.

- У них будут отцовские порченые гены! Ты тогда…

- Я помню. Слушай… Я много чего говорил сгоряча, пожалуйста, не нужно припоминать всё. Мне стыдно за себя. Прости.

- Это я далеко не всё припомнила, - буркнула Меланья.

- Насчёт наследственности – да, я сказал тогда… Это было подло. И ведь я знаю – у тебя гены Соринова, но ты другая. У наших детей будут твои и мои гены, и они вырастут такими, какими мы их вырастим. Наверное, я всегда буду жалеть о том своём поведении. Животном. Но это прошло, слышишь? И больше никогда не повторится.

- Я верю тебе! – горячо призналась Соломка. – Но все равно…

- Получается, проблема не в том, что я простил так быстро и легко, а в том, что ты не можешь простить? – теперь он отодвинулся, словно давал больше свободы. И эта еле видная понимающая улыбка в уголках губ – где следы Зверя? Этот человек, казалось, не умел повышать голоса на слабого и никогда не сказал бы грубость женщине.

Вот таким он был всегда, и впредь будет таким. Прошлое действительно в прошлом. И что?

Она запыхтела, но призналась.

- Получается, в этом.

 - Хорошо.

Она уже открыла рот, чтобы спорить, когда расслышала, что именно он сказал.

- Что?

- Как можно любить человека, который убил твоего отца?

- Ч-что? – уже куда неуверенней переспросила Соломка, не узнавая своего растерянного голоса.

- Каким бы ни был отец, он подарил тебе жизнь. Поэтому как можно?.. Это не дает мне покоя.

- Правда?

Меньше всего Соломка думала, что Зверя тоже могут терзать какие-то сомнения. Казалось, с этим-то они уже разобрались!

- Если бы я знал… до того, как это сделать, про тебя – никогда бы его не тронул. Но уже поздно, это случилось слишком давно. Но оставило след, который я не могу забыть. И ты не можешь.

Не можешь? А действительно… Меланья всегда считала, что отец получил по заслугам, пусть даже иногда от этой мысли больно. А смотря со стороны легко можно сказать – простить убийцу отца, каким бы тот ни был? Невозможно!

Горло сжалось и неясно, то ли от жалости к самой себе, то ли от жалости к нему. Или потому что они оба оказались в такой дурацкой ситуации.

А что остаётся? Рыдать? Нет, этого тоже нельзя.

- Никогда. Никогда я не думала, что отца убили незаслуженно!

- Но тогда ты не была лично знакома с убийцей, который ко всему прочему имеет в отношении тебя личные планы.

- Гнат! Поверь мне – никогда я не обвиняла тебя лично. Отец заслужил своё наказание, пусть дочери и неправильно такое говорить! Я не могу вас ни в чём винить!

- Надеюсь, ты сказала мне правду.

- Конечно.

- Ты хочешь, чтобы я тебе поверил?

- Конечно! – возмутилась Соломка.

- Я верю. Тогда и ты поверь – моё прощение тебе совсем не нужно.

- Почему?

- О каком прощении речь? Я изначально был неправ, когда говорил, что ты должна просить прощения. Это глупость. Ты ни в чём не виновата и ничего мне не должна. Мне не за что тебя прощать.

Соломка промолчала, потому что в горле встал ком.

- Милая…

- Я не могу об этом говорить. Мне нужно подумать! – скороговоркой произнесла Соломка и сделал то же самое, чем отличался прежде зверь – сбежала.

Он глубоко вздохнул и с трудом подавил разочарование.

- Ладно.

- Думаю, мне лучше лечь спать, - прошептала Меланья, ведь проще спрятаться, чем признаться, что не можешь понять, как правильно поступить. Голова пухнет. Вернее, как убрать из головы лишнее? Неужели возможно оставить в прошлом убийство и ненависть? Наверное, окружающие бы предали её анафеме за равнодушие к убийству отца. Наверное, они сказали бы – посмей только простить убийцу отца – и наше презрение вечно останется с тобой. Посмей только ослабить муки совести преступника, пусть даже он в своей мести сто раз прав. Только посмей!

- Хорошо, - словно нехотя ответил Гнат.

- Может,  и тебе тоже лечь?

Гнат отвёл глаза.

- Позже.

Вокруг его губ прорезались складки, пришлось как можно быстрее отводить взгляд в сторону.

***

Каспи вернулся очень поздно.