Соло на одной клавише

Вы мастерски работаете со словом, но я не прочту больше ни одной вашей книги… Вы умеете говорить, но вам нечего сказать… Цитаты прочитаю ради развлечения, но запоминать не стану. Блестящий юмор, ювелирная двусмысленность, но всё слишком колется, на сердце не положишь, душу не украсишь, подрастающему сыну или дочери не преподнесёшь как жемчужину добра и мудрости…

Извините за злое слово. Как известно, на вкус и цвет… Хороших вам объёмов продаж!»

– Переживаешь?

– Я мог бы тебе соврать. Художник переживает всегда, по любому поводу, даже без повода, иначе какой он творец.

– Несчастная женщина, не повезло ей видимо с мужиком, не познала она радости секса. Но в этом не ты виноват, и даже не она виновата, а её мужик, не привил ей вкуса к прекрасному, – взял я из вазы конфету.

– Ты виноват, – засмеялся громко Томас. – Твоих рук дело.

– Моих? – посмотрел я на свои руки и отложил в сторону развёрнутую конфету.

– Ты же книгу выпустил.

– Никогда не чувствовал себя таким виноватым, – засмеялся я в ответ.

– Да. Женщины смешны.

– Чем же они так смешны?

– Они нам верят.

– Значит, ты их обманываешь, заставляя читать свои книги, – глотнул я чаю.

– Нет, я не заставляю их читать, только чувствовать.

– Что чувствовать?

– Фальшь. Точнее сказать, фальшь их жизни. Фальшь, которую они должны уметь отличать и обходить, чтобы не купиться.

– Женщины на самом деле не так глупы, как прикидываются.

– Они не прикидываются, они влюбляются.

– Вот и я говорю, целуешь её, целуешь, сосёшь её, сосёшь, а она всё без чувств, – снова я связался со статуэткой. Взял с полки цыганку, танцующую бронзовый танец, и поцеловал в голову, поставил обратно, та закачала в знак отрицания головой. «Я понимаю, что нехорошо брать без всякого разрешения, но ведь хочется», – ответил я ей про себя.

– Нет бесчувственных женщин, есть мужчины, которые не знают, куда следует целовать, – засмеялся Томас тоненьким смехом. Смех его был не выше второй октавы, будто смех флейты. Странный такой, совсем не мужской, писательский смех. Я ещё раз посмотрел на цыганку, та тоже улыбалась. Они все смеялись надо мной. Я был смешон в своём понимании женщин. Катя, это она, она довела меня до этого состояния: мужчине достаточно иметь всего одну любящую женщину в подчинении и всё, для всех остальных он пропал, ему уже кажется, что он познал саму женственность, её слабые мускулы и сильные эмоции. Ему кажется, что он их раскусил, понял, съел.

– А знаешь, что самое главное в отношениях, если ты хочешь выходить из них сухим? Никогда ничего не обещай, особенно то, что женщина может исполнить сама.

– А позитивное что-нибудь пишут? – вспомнил я, что обещал позвонить жене.

– Да, вот это меня позабавило: «Мне нравятся ваши цитаты, но я не читала ваши книги (что печально, однако исправимо)… не дай бог ещё станете моим любимым писателем».

– Письмо давно написано?

– Дня три как.

– Возможно, ты им уже стал.

– Надеюсь, по крайней мере, она обещала. «Я почитаю, вы интересны мне. Если бы вы родились женщиной вы были бы великой стервой, наслаждающейся безумием».

– А кто ты сейчас? – захотелось мне узнать формулу этого талантливого человека, а может быть, даже гениального. То, что гены его были выстроены как-то иначе (скорее, даже не выстроены, а воспитаны, я видел их сидящими за столиками у берега моря, сосущими коктейль, а мы пытались блаженных строить, создавая внутри себя государство с особым режимом) чем у остальных, чем у меня, например, было видно по ходу его мыслей. Если мои после работы, как и тело, возвращались, следуя микросхеме, в своей микробыт, то его работали постоянно, они не знали, что такое быт, что такое отдых, точнее сказать, они умели отдыхать только в работе.

– Сейчас? «Ну вы явно ненормальный», – продолжил читать Томас, – «по моим рамкам безумия далеко до полного психического затмения, но и не поверхностное помешательство. Вы или тонко чувствуете женское настроение в мире, или поэтично перебираете женщин и используете потом в своих романах. Хотя… Почему или?»

– Главное, не перебрать, – не сдержался, чтобы не прокомментировать я. «Значит и у безумия бывают рамки», решил про себя, глядя на писателя, у которого глаза горели, будто две галогенки, установленные подсвечивать постоянно его творческий путь мышления.

– Женщина – это коктейль, мужчина вставляет в неё свою трубочку и пьёт, – не собирался сбиваться с намеченного пути Томас.

* * *